Аэробус с премьер-министром на борту делает последний рывок и выходит из облака. В иллюминатор Ашок Рана видит залитую лунным светом поверхность грозового облака. Внезапно пластиковая труба фюзеляжа наполняется звуками телефонных звонков. Все политики и государственные служащие встают с мест и собираются вокруг центрального стола. На лицах у всех напряженное ожидание. Это выражение осталось у них с тех самых пор, как секретарь Нарвекар и министр обороны Чаудхури вышли из самолета ВВС Бхарата, приземлившегося в саду Ашока Раны, и затем проводили его самого и членов его семьи на борт. Председатель верховного суда принял у него присягу в отдаленном, но безопасном углу аэропорта, куда уже подогнали аэробус. Медсестра из полевого госпиталя в белых хирургических перчатках проколола Ашоку большой палец, приложила его к диагностической подушечке и еще до того, как Рана почувствовал боль, вытерла ранку медицинским спиртом и забинтовала.
— Рутинный анализ ДНК в целях подтверждения идентичности, господин премьер-министр, — объяснил Тривул Нарвекар, но Ашок Рана его не слушал.
Все его внимание сосредоточилось на офицере ВВС, который стоял за спиной у медсестры, приставив пистолет ей к затылку. Потерять одного премьер-министра — трагедия. Потеря второго будет выглядеть уже как заговор.
Затем в поле его зрения появилось лицо председателя верховного суда Лаксмана.
— Господин премьер-министр, я передаю вам государственную печать. С этого момента вы наделены всей полнотой исполнительной власти.
А-510 плывет по направлению к огромной бхаратской луне. Ашоку Ране кажется, что он мог бы созерцать ее бесконечно, забыв о том, что там, внизу, под облаками, пребывающая в хаосе, разорванная на части страна. Но присутствующие выжидающе смотрят на него. Он бросает взгляд поверх распечатки, которую держит в руках. Четко выверенные предложения, запоминающиеся сочетания слов с хорошо продуманными и отмеченными в тексте паузами, решительные фразы и вдохновенные призывы. Ашок Рана снова смотрит в маленький экран на свою семью.
— Тело моей сестры найдено?
Мгновенно все голоса, все палмы умолкают.
— Район занят войсками, — говорит секретарь Нарвекар.
— А мы можем доверять армии?
— Мы направили туда регулярные силы. На них мы можем положиться. Небольшая группа заговорщиков состояла из бойцов элитных подразделений, из числа которых набиралась личная охрана ее превосходительства. Ответственные за происшедшее уже находятся под арестом. К несчастью, некоторые высокопоставленные офицеры покончили с собой. Мы не успели им помешать. Вся личная охрана госпожи премьер-министра мертва, к сожалению.
Ашок Рана закрывает глаза, чувствует контур стратосферы, облекающий его аэробус.
— Не авадхи...
— Бунтовщики?
— Разбежались, господин премьер-министр. Ситуация в городе остается крайне неустойчивой. Я бы вам не рекомендовал в ближайшее время возвращаться в Варанаси.
— Не надо их преследовать. Моральный дух нации и армии и без того оставляет желать лучшего, а если мы еще станем использовать войска против населения... ну... вы понимаете меня... Но военное положение отменять не следует.
— Очень мудрое решение, господин премьер-министр. Великодушие перед лицом общенационального кризиса... Я думаю, что это будет очень хорошо воспринято народом. Господин премьер-министр, мне не хотелось бы выглядеть излишне назойливым, в особенности в нынешней тяжелой ситуации, однако ваша речь... Очень важно, чтобы народ услышал вас, и как можно скорее.
— Но можно ведь немного подождать, Тривул.
— Господин премьер-министр, она уже внесена в расписание трансляции, камеры и устройства звукозаписи установлены в медиацентре...
— Немного подождем, Тривул!
Секретарь кланяется и отходит в сторону, но Ашок Рана видит отчетливую гримасу раздражения у него на лице. Он вновь бросает взгляд на луну, переместившуюся на запад, ближе к горизонту. Теперь она находится на краю серебристого моря, изливающегося с небес на его страну. Никогда больше Ашок не сможет смотреть на лениво плывущее по небу ночное светило без того, чтобы не вспомнить эту ночь, мелодичный звон палма, разбудивший его, и ужас, мгновенно скрутивший ему внутренности, — ужас от четкого понимания: сейчас он услышит самое худшее. Понимание пришло еще до того, как Ашок узнал страшную новость, сообщенную размеренным, хорошо поставленным голосом личного секретаря Патака, столь необычным после привычной мягкой фамильярности Шахина Бадур Хана. Еще до того, как до него донесся грохот приземляющихся самолетов, сбивавших ветки с деревьев. Еще до того, как его жена и дети начали поспешно одеваться и собирать вещи в полной темноте из страха оказаться удобной мишенью для той таинственной силы, что обрушилась на дом Ранов... Свет луны теперь для него всегда будет сопровождаться звуками, связанными с воспоминаниями об ужасе. И это — самое нестерпимое: они навеки запятнали красоту луны...