Река Богов

Капли дождя раскачивают тяжелые листья вьющихся растений — никотианы, клематиса, лозы киви. Дождевая вода, черная и пенящаяся от песка, потоком течет из дренажных отверстий в грядках и клумбах. Дождь льется по резным бетонным плитам, бурлит в канавках и канальцах, пляшет в отводных трубках, скачет в стоках и сливах, каскадами водопадов низвергается из провисших желобов на улицу внизу. От дождя шелковое сари липнет к плоскому животу Парвати Нандхи, к ногам, к маленьким грудям. От дождя ее длинные черные волосы приклеиваются к голове. Струйки дождя стекают вдоль шеи Парвати, по спине, груди, рукам и запястьям и задерживаются только на бедрах. Дождевая вода обтекает голые ступни и серебряные кольца на пальцах ног.

Парвати Нандха сидит в своей уединенной беседке. Сумка стоит рядом, наполовину пустая, верхняя часть прикрыта, чтобы дождь не попал на лежащий там белый порошок.

С запада доносятся приглушенные раскаты грома. Парвати прислушивается к звукам, идущим с улицы. Пальба, кажется, тоже отдалилась и уже не такая частая, как раньше. Сирены перемещаются слева направо и вдруг оказываются у нее за спиной.

Но она ждет другого звука.

Вот он...

С момента своего звонка Парвати пыталась научиться отличать его от других странных звуков, которые сегодня заполнили город. Стук открывающейся входной двери. Она знала, что он придет. Она молча, про себя, считает, и вот он — в точном соответствии с ее подсчетами — черным силуэтом появляется в дверях сада. Кришан не видит ее, сидящую в темной беседке, промокшую до нитки.

— Здравствуйте, — кричит он.

Парвати наблюдает за тем, как он пытается ее найти.

— Парвати?.. Вы здесь? Отзовитесь.

— Я здесь, — шепчет женщина.

Она видит, как выпрямляется и напрягается его тело.

— Я едва смог... Там настоящее безумие. Все разваливается. Всюду стреляют, что-то горит...

— И все-таки ты смог. Ты же здесь.

Парвати поднимается со своего сиденья, подходит к нему и обнимает.

— Ты вся промокла, женщина. Чем ты занималась?

— Ухаживала за своим садом, — отвечает Парвати, отстраняясь от него. Она поднимает сжатый кулак и выпускает из него струйку белого порошка. — Видишь? Ты должен мне помочь, одной мне не справиться.

Кришан подставляет ладонь и, когда она наполняется, вдыхает запах порошка.

— Что ты делаешь? Ведь это же гербицид!..

— Все должно умереть, все.

Парвати отходит от него и посыпает белым порошком клумбы, грядки и горшки с намокшей геранью. Кришан пытается схватить ее за руку, но она бросает порошок ему в лицо.

Он отскакивает. На западе сверкает молния. При свете молнии ему удается схватить Парвати за запястье.

— Я ничего не понимаю!.. — кричит Кришан. — Ты вызываешь меня посреди ночи. Говоришь — приходи, я должна тебя немедленно видеть. Парвати, в городе комендантский час. На улицах полно солдат. Они стреляют по всему, что движется... Я видел... Нет, я не буду рассказывать тебе то, что я видел. И вот я прихожу сюда и вижу, как ты сидишь под дождем и...

Он поднимает ее руку. Дождь размочил гербицид, и теперь он стекает по предплечью Парвати, оставляя белые полоски. Кришан с силой трясет женщину, пытаясь вернуть здравый смысл хотя бы в этот небольшой уголок мира, который, как ему кажется, он пока еще способен понимать.

— Что с тобой случилось?!

— Все должно погибнуть. — Голос Парвати звучит вяло, капризно, по-детски. — Все должно умереть. Мой муж и я... мы дрались. И что ты думаешь? Было вовсе не так уж и страшно. О, он что-то кричал, но я не боялась, потому что в том, что он говорил, не было никакого смысла. Ты понимаешь? Все эти его причины и основания. Я их слышала много раз и поняла, что они совершенно бессмысленны. И теперь я должна уехать. Отсюда. Теперь для меня не существует «здесь». Я должна уехать отсюда, из Варанаси, отовсюду.

Кришан садится на деревянное ограждение клумбы. Порыв ветра приносит из города звуки нарастающей народной ярости.

— Уехать?..

Парвати сжимает его руки своими.