Вскоре после этого она выходит. Здесь богов совсем мало. Примерно столько же, сколько и звезд на здешнем ночном небе. Они в основном роятся вокруг больших желтых натриевых светильников на главных проспектах, над автомобилями, которые мчатся под дождем. Мерцанием они выдают свое присутствие вдоль коммуникационных кабелей, но трущобы дальше темны, лишены их священного присутствия. Шепот богов влечет Аж в темноту. Мир живет своей жизнью, город пылает огнями, но трущобы должны спать. Испуганное изумленное лицо взирает на нее из круглосуточной чайной. У продавца такой вид, словно он увидел джинна, явившегося из вихря. Иди до тех пор, пока не дойдешь до высокой опоры электропередачи, шепчет ей бог кабельного канала «Эм-ти-ви-Азия» с бледно-голубого экрана. Божества свисают с перекладин электрических мачт, словно листья с деревьев. Налево, говорят они. Туда, где две ступеньки ведут вниз и где вход прикрывает пластиковая тара из-под удобрений. Невозможно заблудиться даже в такой вонючей темноте, если твои провожатые — боги. Она чувствует контуры какой-то лачуги. Кусок пластика, заменяющий дверь, скрипит от ее прикосновения. Внутри кто-то просыпается. Именно сюда ведет ее информация из базы данных ДНК. Закат за спиной Аж озарен серовато-тусклым свечением, пробивающимся сквозь сияние богов. Аж поднимает пластиковый мешок и, пригнувшись, заходит внутрь.
Они кричат и стучат в двери целых двадцать минут, но добрый доктор Нанак сегодня не принимает посетителей. Двери опечатаны, люки задраены, на окнах ставни с большими медными замками. Томас Лалл стучит кулаком в дверь серого цвета.
— Ну же, открывай, черт тебя дери!..
В конце концов он начинает бросать в зарешеченные окна все, что попадает под руку. Лужицы на серой палубе становятся все больше и больше: дождь продолжает идти. Происходящее привлекает внимание австралийцев с соседней баржи. Два парня лет двадцати с небольшим в обтягивающих штанах до колен спускаются по трапу. Вода стекает с их светлых волос, но они идут под дождем так, словно это совершенно естественно. Лиза Дурнау, укрывшаяся под навесом, внимательно рассматривает парней. Их мускулатура поистине живописна.
— Дружище, неужели непонятно: если гуру нет, значит, его нет.
— Я видел, там внутри кто-то движется, — отвечает Томас Лалл и начинает кричать снова: — Эй!.. Я вас вижу! Вы ходите, у меня к вам есть несколько вопросов.
— Послушайте-ка, может, вы все-таки проявите уважение к желанию человека остаться одному, — замечает второй мускулистый парень. У него вокруг шеи спирали из резного нефрита на кожаном шнурке. — Гуру не дает интервью. Никому, нигде и никак. Понятно?
— Я вам не какой-нибудь журналистишко и не карсевак, — заявляет Томас и начинает взбираться на надстройку.
— Лалл! — кричит ему Лиза Дурнау.
— Нет, это уж слишком!.. — восклицает первый австралиец.
Парни хватают Лалла за ноги и стаскивают вниз. Профессор с глухим стуком падает на палубу.
— Вы явно злоупотребили нашим гостеприимством, — говорит австралиец с зеленой спиралью.
Они поднимают Лалла на ноги, заламывают ему руки и ведут к мостику, соединяющему баржи. Лиза Дурнау понимает, что пришло время для решительных действий.
— Нанак! — кричит она, стоя на мостике. За решеткой и грязным стеклом появляется человеческая фигура. — Мы не журналисты. Меня зовут Лиза Дурнау, а его — Томас Лалл. Мы хотим побеседовать с вами о Калки.
Дверь открывается. Из нее выглядывает лицо, завернутое во множество шалей, лицо, очень напоминающее Ханумана, бога обезьян.
— Отпустите его.
Нанак, «врач-волшебник», снует по мостику — готовит хороший чай. После хайтековских корабельных надстроек интерьер его жилища производит странное впечатление — кругом плетеные кресла и вещи из бамбука в колониальном стиле.
— Простите меня за некоторую мою скрытность...
Нанак суетится с чайником, чашками и складным медным бенаресским столиком. Лиза Дурнау маленькими глотками отхлебывает чай и внимательно изучает хозяина плавучего дома. Ньюты не слишком распространенное явление в Канзасе. Особенности его кожи, искусно сделанные рубцы, идущие по обнаженной части левой руки, под которыми находятся подкожные механизмы искусственной стимуляции половой системы, вызывают у Лизы восторг. Она невольно задумывается над тем, что значит программировать собственные эмоции, планировать свою влюбленность и другие острые переживания, выбирать направление для надежд и страхов. Девушка задается вопросом, а сколько различных разновидностей оргазма можно пережить таким образом?.. Но самый главный вопрос, который неотвязно вертится у нее в голове, — мужчина перед ней или женщина? По форме тела, по распределению жировых отложений, по одежде — намеренному эклектическому смешению всего чего угодно, с предпочтением широкого и свободно свисающего, — ничего определить невозможно. Все-таки мужчина, решает она. Сексуальная идентичность мужчин хрупка и текуча. Нанак продолжает разливать чай.