Река Джима

Люди шатаются от усталости. Они не отдыхали четыре дня, а река в целой лиге от них. Еще дважды ему приходится проделывать трюк с И-шариком, и каждый раз они доверчиво идут вниз.

«Мы ходим кругами, — говорит усталый голос. И влажный, тяжелый ветерок вдруг душит их древней пылью. — Что ужасного в том, чтобы сдаться? Тебя подвергнут рекондиционированию, но ты хотя бы останешься жив. Есть пределы тому, что способно выдержать человеческое тело».

— Но не человеческий дух, — отвечает девушка.

Они останавливаются отдохнуть, и он поочередно оглядывает бойцов. Из здания выбралось десять человек. Остальные уже мертвы или на пути к лагерям рекондиционирования. Неужели это все, что осталось от пожара, который они так надеялись разжечь? Юноша, женщина, шестеро мужчин и девушка в прозрачном одеянии.

— Пока остается искра, она может разгореться в пламя, — говорит она.

— Все тщетно, — заявляет один мужчина. У него тяжелый голос, но не из-за поражения.

— Однажды, — произносит юноша. На нем лишь хламида, застегнутая на правом плече, бок оголен, — однажды люди оглянутся и вспомнят наши имена.

«Но здесь ли ты? — задается вопросом Донован. — Тут ли я?»

С тем же успехом он может лежать без сознания на полу в пока неизвестном ему мире.

— У тебя не будет лучших друзей, чем те, что сегодня здесь с тобой, — продолжает девушка. — Каждый из вас обязан жизнью остальным. Ты действовал единой волей, единым разумом.

Донован замечает, какими похожими их сделала боевая раскраска. Камуфляж, маскировочные зуты. Руки, глаза, лица стали неразличимыми благодаря очкам и перчаткам. Он подходит к каждому по очереди и обнимает, и они отвечают ему тем же. Один, особенно страстный, целует его в щеку.

— Там будет темно, — говорит девушка, — когда мы доберемся до реки.

Наступает момент, когда тело достигает предела выносливости, но оказывается, что человек все еще может двигаться и бороться за жизнь.

В этом месте река широкая, но берега пустынны, поэтому их никто не замечает. Ему хочется упасть и спать до самого утра. В безжалостном свете дня его сон, вероятнее всего, потревожат. Как забавно, думает он. Ему предстоит одолеть еще немало миль, прежде чем он сможет поспать. В районе О’эрфлусса есть укрытие, если только получится добраться до него. Если там еще безопасно.

— Зачем опасаться, пока не узнаем наверняка?

Он оглядывается в поисках говорившего, но на берегу никого нет.

— Кто это был? — спрашивает он у ночи.

Но вместо ответа слышит лишь плеск реки, стрекот насекомых да отдаленные выстрелы болт-танков и грохот обрушивающихся зданий. Он использует И-шарик по назначению, подбросив его, чтобы миниатюрные камеры быстро зафиксировали и передали вид окружающей его местности на очки. Никого.

Как мало осталось от революции…

— Что бы ты ни спас из горящего дома — уже победа.

Он поднимается на ноги и медленно бредет к реке. Чем быстрее он начнет, тем быстрее закончит. Возможно, ему суждено утонуть. И ему кажется, что это будет даже счастливым исходом.

Он входит в воду по пояс, вытягивается и плывет. Зут помогает, раздувая специальные воздушные карманы. Течение сносит его вниз, подальше от стрельбы, к большому мосту, черным силуэтом вырисовывающемуся на фоне ночного неба.

Ему хочется сдаться и просто плыть по течению. В надутом зуте он сможет проспать до самого моря. Но чтобы попасть в убежище, нужно выбраться на берег до причалов, поэтому он начинает работать руками.

И вот, целую жизнь спустя, он, пошатываясь, выбирается на западный берег реки и падает на землю. Местность болотистая. Здесь стоит заброшенный сахарный завод. Невероятно, но сахарный тростник прижился и выступает из воды с таким же потрясенным видом, как он сам.

— Уже близко, — говорит девушка в хитоне. Она сидит на обломках, которые некогда были погрузочной платформой.

Он слышит, как по прибрежной растительности шелестят шаги. Укрывшись в тени, он достает нож. Ищущий шепчет его имя. Его настоящее имя. Прошли годы, целая жизнь, с тех пор как он слышал его. Голос ему знаком.

Поднявшись из теней, он торопливо шепчет:

— Сюда.

Он думает, не совершил ли фатальную ошибку, но узнаёт человека.

— Значит, ты выбрался из канцелярии.

Другой повстанец выходит и обнимает его.

— Рад видеть тебя на воле, шеф. С тобой еще кто-то есть?

— Нет. Я… я думал, что они были там, но…

— Понимаю. — Он целует его в обе щеки. — Надеюсь, ты тоже.

Его окружают бойцы Особой Охраны Протектора, прижимают руки к бокам и отбирают нож. Они не церемонятся. Сдирают очки с его головы. Защищенный бьет его в живот, и он сгибается. Подняв взгляд, он смотрит на человека, который был ему другом.

— Зачем?

Мужчина пожимает плечами, не глядя на него.

— Своя рубашка ближе к телу, — цитирует он пословицу, — но шкура еще ближе.

Донован собирается с силами — хотя их почти не осталось — и тянет руки, и…

…Измерения искажаются, и их руки невероятным образом встречаются.