Река играет (повести, рассказы)

– Что ж, Елена Петровна, – ответил Гаврило с какой-то угрюмой лаской. – Не посмотрю я на это, что вы сами себя потеряли… Все одно… Не житье мне… Постыло все… Кусок в рот не идет… Силы нет…

Елена заплакала сильнее… Плач был хороший. Мне казалось – болящий, но исцеляющий. Гаврило сказал строго:

– Ну что уж… будет… Пойдешь, что ли?..

Елена, видимо, сделала усилие, сдержала слезы и, на повторенный вопрос, ответила:

– А бога вы, Гаврило Степаныч, побоитесь?

– Чего это? – говорит Гаврило.

– Попрекать не станете?

– Нет, – говорит. – Попрекать не стану. И другим в обиду не дам. А ты вот сама побожись, что баловство бросишь… Навсегда… Я тебе поверю…

Стало тихо. Я не слышал, что ответила Елена, представляю себе только, что она, должно быть, повернулась на восток, а может, и иконка в каморке была… И перекрестилась… После этого она вдруг обхватила его голову руками, и я услышал поцелуй. И тотчас же Елена выбежала из каморки, метнулась было к дому, но потом вдруг остановилась, открыла калитку и вошла в сад…

И тут увидела меня… Но это ее нисколько не смутило. Она подошла, остановилась, посмотрела на меня счастливыми глазами и сказала:

– А ты все гуляешь по зорям… Эх-ты, сердешный…

И вдруг, переполненная вся этим своим чувством, подошла ко мне, взяла руками за плечи, бесцеремонно встряхнула меня, посмотрела в глаза и засмеялась… И так это просто вышло. Она поняла, что я все слышал, и ничего в этом не видела дурного… Только когда Гаврило вышел с метлой и тоже направился в сад, она вдруг вся зарделась и быстро пробежала мимо него. Гаврило посмотрел ей вслед со спокойной радостью, потом его взгляд упал на меня. Он поклонился с прежней стихийной благосклонностью и принялся мести дорожку. И опять была в нем та же красивая и беструдная игра мускулов, здоровых и свободных… И помню: как раз в эту минуту в монастыре ударили к ранней заутрене, – дело было в воскресенье. Гаврило остановился в широком просвете аллеи, снял шапку и, придержав метлу на левой руке, правой стал креститься. И показалось мне это необыкновенно светло и красиво. Стоит человек в центре своего светлого мира, где все у него устроено хорошо, то есть все эти отношения – и с землей, и с небом… Одним словом, такое это было успокоительное зрелище, что я пришел к себе в комнату и в первый раз после многих беспокойных ночей – заснул как убитый… Есть что-то в хорошем человеческом счастии исцеляющее и выпрямляющее душу. И мне, знаете, приходит иной раз в голову, что, собственно говоря, все мы обязаны быть здоровыми и счастливыми, потому что… видите ли… счастье – это высшая степень душевного здоровья. А здоровье заразительно, как и болезнь… Мы, так сказать, открыты со всех сторон: и солнцу, и ветру, и чужим настроениям. В нас входят другие, и мы входим в других, сами этого не замечая… И вот почему… Павел Семенович вдруг остановился, почувствовав на себе пристально-насмешливый взгляд Петра Петровича.

– Да, да!.. Извините, – сказал он, – у меня это действительно несколько туманно…

– Есть немножко… Лучше уж рассказывайте дальше. Без философии…

– …Разбудил меня уже г. Будников. Это было как раз двадцатое. Пришел он, как всегда, и, как всегда, выпил два стакана чаю с ромом, но я видел, что г. Будников сильно не в духе и даже нервничает… И я невольно поставил это в связь с утренним эпизодом.

И некоторое время он все был не в духе. Все во дворе замечали, что между хозяином и работником идет что-то неладное и… непростое. Гаврило хотел уходить. Будников не отпускал, хотя при этом часто говорил мне, что в Гавриле он разочаровался. Однажды я шел по дорожке сада и увидел, как они оба стояли у калитки и разговаривали о чем-то. Будников был возбужден, Гаврило спокоен. Он стоял в свободной позе, глядя на свою лопату, которой постукивал в землю. Было видно, что он твердо стоит на чем-то, а г-на Будникова это выводит из себя… И еще мне показалось, что предмет разговора устанавливает между ними какое-то странное равенство…

– Это, голубчик, дело, конечно, ваше, – говорил г-н Будников. Он заметил меня, но не счел нужным прекратить разговор. Говорил язвительно и с горечью… – Да-с… Вы человек свободный… Но только, имейте в виду, Гаврило Степаныч… ежели у вас есть какие-нибудь утилитарные виды… Я со своей стороны, конечно, очень скромную сумму…

Г-н Будников не умел говорить просто и иностранные слова употреблял даже в разговоре с Гаврилой… Гаврило посмотрел на него спокойно и ответил:

– Ничего нам не надо… Нам хватит своего.

Г-н Будников кинул на него настороженный взгляд и сказал:

– Ну, хорошо. Помните! А затем… вот я уеду в Петербург по делу… Делайте, как хотите.

Гаврило поклонился и сказал:

– Покорно благодарим…

– Извините-с… – с оттенком иронической меланхолии сказал г-н Будников. – Я на благодарность не рассчитываю.

И вышел из сада, хлопнув калиткой.