Река Найкеле

Он вошел в меня и спросил: это ты?.. Я кивнула: это я. Он хотел сказать: неужели?.. Но не смог. Он заплакал. Он плакал долго и безутешно, бессвязно выкрикивая куски каких-то ласковых слов, подминая меня под себя, как единственное и бесценное сокровище. Он плакал об упущенном, позабытом, рассыпанном по дороге. Обо всех ошибках и потерях, о несбывшихся надеждах и просроченных счетах, по которым поздно платить. Его морочила иллюзия обретения, и от счастья Он плакал тоже…

Потом Он сказал: «Наконец-то я нашел тебя». Я подумала, что ничего глупее слышать мне давно не приходилось. Он сказал: «Теперь мы уже не расстанемся. Улаживай свои семейные дела и переезжай ко мне. Теперь я — адвокат, у меня есть своя квартира, я смогу тебя обеспечить. Тебе не нужно будет работать. Я куплю тебе новую одежду. Я не обещаю, что ты будешь жить в роскоши, по крайней мере пока. Но ты будешь жить хорошо. Я стану заботиться о тебе. Ты родишь мне сына. Или дочку, сын у меня уже есть. Если захочешь, я женюсь на тебе». Боже мой, думала я, боже мой. За меня радовались ангелы мести. Но меня все это совершенно не радовало. Поздно, как поздно, как глупо, какая черная победа.

Я молчала. Он уснул. Он лежал на спине и храпел храпом человека, уверенного в завтрашнем дне. Не выношу храпа. Не выношу уверенности в завтрашнем дне. Я ушла, пока Он спал. Наконец-то я больше Его не любила. И хватит писать слово «Он» с большой буквы.

* * *

Проснуться куда-то, не туда, откуда засыпала. Подойти к зеркалу и в прямом, беспощадном солнечном свете увидеть, что помолодела на пять лет. Почувствовать, что регенерирую, как ящерица. Выйти на улицу и впервые заметить в воздухе сладостные, электрические, доселе не виданные вихри. Вдохнуть так глубоко, чтобы обещание новой любви молочным теплом наполнило легкие. Здесь, в новом мире, похожем на привычный, но ярче и тоньше, будто вынутом из-под пыльного стекла. Где ложки — для еды, свечи — для романтики, иглы — для шитья. Я — расколдованная принцесса, вскрывшаяся река, апрельская медведица. Знаю, боль еще догонит меня, как шаровая молния, только это будет не сегодня. И надеюсь, не завтра. Я успею перевести дыхание. Я буду пить живую воду с других губ и с других рук есть золотые яблоки. Потому что такие, как я, ни дня не живут без любви.

Капучино

Томико толкает тяжелую стрельчатую дверь с витражной розеткой вверху. Раздается звон медного колокольчика, но звон этот проходит мимо ее ушей. В лучах света, пронизывающих цветные стекла, танцуют пылинки. Неслышными шагами Томико подходит к стойке, по ту сторону которой натирает стаканы красивая синьора с уложенными в пучок волосами цвета самого черного кофе. Сеньора отставляет стакан и наклоняется к стойке. Ее губы шевелятся в беззвучном приветствии. Томико старается улыбаться как можно более непринужденно. Пусть хозяйка думает, что она просто не говорит по-итальянски.

…Иногда я пытаюсь представить себе мир, в котором живут люди, лишенные зрения, или слуха, или того и другого. Вообразить слепоту просто, достаточно всего лишь закрыть глаза. Но глухоту?.. Что это — абсолютная тишина или далекий шум, похожий на шум моря, на шорох осыпающейся земли? Я знаю, те, кто не слышит, могут чувствовать музыку. На что это похоже? Кожная вибрация вроде той, которую ощущаешь, близко поднося руку к динамику?.. Девушка в голубом кашемировом жакете поверх серого платья выглядит совсем юной. Возраст азиатки никогда не определишь на глаз. Ее молчание — это не молчание чужака, не понимающего ни слова по-итальянски. Она спокойна. Скована, но спокойна. И очень внимательно следит за моими губами и жестами. Я поворачиваюсь к гостье спиной и краем глаза наблюдаю в зеркале, как она рассматривает меню. В нем есть английский текст, но незнакомка не водит взглядом по строчкам. Ее интересуют только картинки. Чем-то она неуловимо напоминает мне птичку трясогузку.

Девушка готова сделать заказ. Она разворачивает меню вверх ногами и тычет чистым розовым, почти кукольным, пальцем в изображение чашки капучино, одновременно пододвигая лежащую на стойке купюру. Я неопределенным жестом указываю в сторону пустого зала: располагайтесь за столиком, я принесу. В это время суток обслуживать почти некого, и можно позволить себе потратить чуть больше времени на приготовление напитка. Но все же не слишком много, чтобы он не успел остыть, пока я рисую. Густая молочная пена, игла и несколько темных шоколадных капель.