В лаборатории Лескова поджидал встревоженный Жариковский. Жариковский торопливо объяснил, что сегодня его вызывал Бадигин, на заводе скоро будет проведена партийно-техническая конференция. Ему, Жариковскому, предложено выступить с подробной информацией по новой технике: что надо внедрять и какой это даст эффект. А разве он может сказать об эффекте, он даже не знает, когда они с отражательной печью справятся.
Маленькие глазки Жариковского, застывшие на широком лице с мелкими чертами, преданно и умоляюще смотрели на Лескова, сероватая кожа щек от волнения стала еще серее. Жариковский простонал:
— И знаете, что еще Бадигин требует? Помех. Чтобы ему все помехи перечислили, какие тормозят автоматизацию. Откуда мне взять помехи, Александр Яковлевич, поверите, не хватает времени диаграммы менять на самописцах! Очень прошу, подскажите, о чем говорить.
Теперь Лесков понимал, что привело Крутилина и Кабакова в измельчительный цех фабрики. Видимо, горячая его беседа с Бадигииым не прошла бесследно. Крутилин готовился к обсуждению перспектив автоматизации завода, чтоб не попасть впросак, как Савчук. Злое чувство вспыхнуло в Лескове. Он вспомнил надменное лицо Крутилина, его пренебрежительный кивок. Нет, человек этот неисправим: нового штрафа он постарается избегнуть, но другом новой техники не станет. Лесков проговорил, усмехаясь:
— Пишите, я продиктую вам все помехи, которые необходимо убрать, чтобы автоматизация на медеплавильном заводе пошла.
Просиявший Жариковский мигом вытащил блокнот. Лесков диктовал, в возбуждении прохаживаясь по кабинету:
— Первая помеха, самая зловредная, — самодур директор, Крутилин по фамилии.
Карандаш выпал из пальцев Жариковского, он с ужасом глядел на Лескова; тот повелительно повысил голос:
— Пишите, пишите, это еще не все! Вторая помеха — излишняя услужливость начальника заводской службы автоматики Жариковского, — не умеет хватать самодуров за горло, а надо.
Жариковский трясущимися руками прятал блокнот в карман. Он растерянно и обиженно бормотал:
— Не ожидал — насмешка вместо помощи. Нехорошо, Александр Яковлевич, могли бы сразу сказать, что не хотите… Простите, если помешал…
Лесков крикнул ему вслед:
— Сообщите Бадигину, что сам приеду на вашу конференцию рассказать о всех помехах!
После ухода Жариковского Лесков вызвал Щукина и Закатова и сообщил им, что на ближайшие месяц-два придется изменить программу, — вместо пневматических регуляторов они будут монтировать запланированные ранее электронные.
— Что электронные, что пневматические — плана не выполним, если Крутилин снова прижмет с оплатой, — печально заметил Щукин.
— Наконец-то мы беремся за ум! — воскликнул Закатов, торжествуя. — Честное слово, Александр Яковлевич, вы сами увидите — электроника даже в сравнение не идет с этими глупыми воздушными насосами.
28
Только сейчас Лесков стал понимать глубокий смысл странного выражения «делать план», ранее представлявшегося ему нелепым. Это выражение, ходившее между хозяйственниками Черного Бора, означало нечто другое, чем просто работать. Впервые услышал его Лесков от Лубянского. Тот первую половину месяца работал, то есть руководил технологическим процессом, принимал людей, следил за ходом ремонтов. А вторую половину месяца он «делал план». Сейчас «делал план» Лесков. Он спешно нагонял потерянные дни; в измерительных лабораториях и монтажной группе была толкотня, стоял шум, в помощь наладчикам были брошены ремонтные рабочие. День складывался из совещаний, звонков, криков, подтягиваний и подстегиваний. Самая откровенная штурмовщина бушевала в стенах лаборатории, и Лесков, неутомимо стремился повысить ее балл: без штурмовщины он не мог справиться с программой. «Отстаньте, нас трясет электронная лихорадка!» — раздраженно охарактеризовал Закатов состояние лаборатории заказчику, обиженному тем, что его забыли.
Лесков знал, что так работать нельзя, хоть все так работали. К его удивлению, эта странная деятельность оказалась приемлемой для окружающих. У него было ощущение, что до сих пор все ему мешали, — теперь отовсюду шла помощь. Он встретился в столовой с Двоеглазовым, тот дружески взял Лескова под руку:
— Зайдите ко мне, — пригласил он. — Подарочек вам заготовили.
Лесков привык к тому, что слово «подарочек» означает неприятность. Но Двоеглазов разъяснил: лаборатория имеет право на финансовые льготы для проектирования и внедрения новой техники, небольшой коэффициент, одна целая и две десятых к смете.
— Кое-что это вам даст, товарищ Лесков, — заверил плановик и торжественно добавил: — Вот видите, имеются законные пути для полезного дела, незачем анархию разводить.
Обрадованный Лесков побежал к Щукину подсчитать, во что выливается неожиданный «подарочек». Кое-что, точно, он давал — больше тридцати тысяч в месяц. Лесков попенял Щукину, что до сих пор не применяли этого спасительного коэффициента.
Старый плановик ответил тонкой улыбкой.
— Даниил Семенович до сих пор не разрешал применять его. Он ведь считает так: приборы заводские, схемы книжные — где тут новаторство? Просто вы ему нравитесь, Александр Яковлевич.