Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

Он уже знал, симбирский гимназист Володя Ульянов, что никогда не простит гибели Саши этому подлому укладу. В прекрасном и мученическом ореоле витал над волжскими берегами перед мысленным взором Володи Ульянова гордый и мужественный образ старшего брата. Он призывал к отмщению, к борьбе, он навечно сеял в сердце Володи Ульянова первые семена еще не совсем ясного по конечному адресу, но уже твердого по своему бескомпромиссному существу протеста.

Пройдут годы. Новые встречи и знания приведут бывшего симбирского гимназиста к строгой научной теории революционной борьбы. В жестоком опыте жизни, в напряженной работе по созданию и организации социалистической партии русских рабочих растворятся впечатления детства, потеряют свои былые яркие краски картины юности. Но никогда не уйдет из памяти Владимира Ульянова та необычная весна 1887 года, тот трагический март, и суровый апрель, и скорбный май, когда на пороге только еще семнадцатилетия жизнь опалила его юное лицо своим беспощадным дыханием.

И много, много раз потом - ив ссылке, и в тюрьме, и в эмиграции, и уже совсем много лет спустя, гуляя по дорожкам парка в Горках, ощущая тяжесть болезни, понимая неизбежную близость конца и подводя итоги своей жизни, вспоминал, наверное, он то холодное и ветреное утро 12 мая 1887 года.

Да, наверное, именно в то утро, когда он первый раз сдавал выпускной экзамен, уже зная, что в Петербурге повешен его старший брат, - наверное, именно в то утро на берегу Волги была окончательно поставлена первая веха его будущего жизненного пути.

В то утро он еще не знал своей великой судьбы, еще не мог догадываться, что встреча с учением Маркса поставит его во главе освободительного движения не только русских рабочих, но и пролетариев всего мира.

В то утро он, наверное, просто понял, что отныне протест, борьба, революция, ненависть к царю и самодержавию - все это становится делом всей его дальнейшей жизни, его главной и ведущей страстью.

Потом эти юношеские мысли и чувства обогатятся, расширятся, станут не только поступками профессионального революционера Владимира Ульянова, но и тактикой целой политической партии, совпадут с небывалым подъемом освободительного движения в России, но тогда, весной 1887 года, это были, наверное, только первые ростки, только первые зеленые всходы будущих потрясений и перемен, которые завещал младшему брату своей судьбой Александр Ульянов.

9

Симбирский холм - посредине России. Скачи от него в любую сторону - одной и той же длины будет дорога до края русской земли. Крестами и куполами своих соборов высоко вознесен холм над Волгой, похож издали на шишкастый шлем на голове былинного богатыря, врос в местность лобасто, плечисто, осанисто, кряжисто. С вершины его, как с дозорной вышки, видится далеко, просторно, окоемисто. Особенно весной, когда новой синью распахнуты горизонты и, завершая преображение земли, широкой волной идет по ней половодье - разлив молодых, буйных, напористых, нетерпеливых вод.

Воды всей России, все льды с лица русской земли проносит Волга мимо Симбирского холма в свою энергичную и короткую полноводицу, в свое неудержимое и неоглядное водополье.

Зажглись снега во глубине лесов и полей, заиграли овраги калужские, рязанские, вятские, заговорили ручьи тамбовские и владимирские, - бегут, бегут, бегут журчалые, ревучие воды на бабину рожь, на дедову пшеницу, на девкин лен, бегут со всей Руси к Волге.

С чего начинается Волга? С первой живой капли, с первой теплой слезы, с того неизбывного светлого ключика родника, которым отмыкает земля зимнюю наледь над своей душой, отворяя весне стылые берега своих рек.

Рождённая во глубине России, петляя меж косогоров и холмов, пристально вглядываясь в русскую жизнь, босоного и неторопливо бредет Волга в своих верховьях по русской земле. Будто странник с котомкой и посохом, словно мудрец с переполненным обидами и болями сердцем проходит Волга древние стольные грады Ржев и Тверь, Углич и Ярославль.

И вот уже грозят с понизовья первые косматые ветры, закручиваются пески над белыми плесами, кипят на быстрине волны, текут синие дали.

Под Нижним впрягалась Волга в бурлацкий хомут - эх ты, тетенька Настасья, раскачай-ка нас на счастье! - веселей ходи, сударики, дружней!

Налегала река на лямку мускулисто, мозолисто, трещали хребты бурлацкие, хрипела песня, мутнела Волга от крутой мужицкой испарины, роняла с языка первое слово соленое, а с плеча - первый клок пены...

Бурлачеством кормилась Волга от века. Крестили ватаги клетчатыми следами лаптей зализанные волнами отмели, - набегала другая волна, ворчливо заравнивала пески, и только чайка жалобно кричала над тем местом, где еще недавно волоклась баржа, только ворон расклевывал вчерашнее пепелище - беднее бурлака одна птица.

Робкий кормился на Волге от ярма, бойкий - от купецкого рублика, отчаянный - от разбойного ножичка.