- Мне ничего не известно, господин товарищ прокурора, - перебил его Саша.
- Для простоты обращения можете называть меня просто господином прокурором.
«А он тщеславен», - подумал Саша и усмехнулся. Котляревский поймал эту усмешку, выпрямился. Светлые глаза недобро сузились.
- Сколько у вас было метательных снарядов? - резко спросил товарищ прокурора.
«Он действительно все знает!» - ужаснулся про себя Саша и вздрогнул, но тут же овладел собой.
- Прошу не кричать на меня, - произнес он тихо, не поднимая головы. - Мне нездоровится.
- Глаза! - крикнул Котляревский, вскакивая со стула. - Глаза, Ульянов! Смотреть на меня! Кто делал снаряды? У кого на квартире? Из чьих материалов?
Саша, поймав взгляд прокурора, несколько секунд не отпускал его.
- Отвечайте! - раздраженно стукнул Котляревский кулаком по столу.
Саша оглянулся на понятых: Иванов и Хмелинский с любопытством и одновременно с испугом разглядывали его.
- Вы ведете себя недостойно образованного человека, господин прокурор. Особенно в присутствии нижних чинов вашего ведомства.
- Хорошо, я принимаю ваше замечание, - неожиданно улыбнулся Котляревский и провел рукой по своим редким волосам. - Прошу извинить меня за эту вспышку.
Он сел, снова положил перед собой свои холеные руки и медленно сжал пальцы в кулаки.
- Потрудитесь объяснить мне, Ульянов, почему вы вздрогнули, когда я впервые упомянул о метательных снарядах?
- Я уже объяснял: мне нездоровится.
- А Канчер?
- Что Канчер?
- Вам знакома такая фамилия?
- Смешной вопрос: меня арестовали на квартире Канчера.
- Зачем вы пришли к нему?
- Он мой товарищ по университету.
- А вот сам Канчер сообщил нам, что он больше не считает вас своим товарищем. Он весьма сожалеет о своем знакомстве с вами... И Горкун тоже. Вот, не угодно ли ознакомиться?
Котляревский придвинул бумаги к краю стола. Саша, не дотрагиваясь до них, прочитал несколько фраз, и внутри стало пусто и холодно: да, это писал Канчер. Такие детали мог знать только он. Значит, Канчер выдает. Но при каких обстоятельствах арестовали самого Канчера? Брошены ли бомбы в царскую карету? Сейчас он заставит этого самовлюбленного прокурора сказать то, чего он говорить не должен.
Саша поднял голову, в упор посмотрел на Котляревского. Спросил четко, отрывисто:
- Царь жив?
Лютов и Котляревский поднялись почти одновременно. Сзади с шумом встали понятые.
- Благодаря мудрости господней и провидению монаршей судьбы, - постным голосом начал Котляревский, - драгоценная жизнь государя императора Александра Александровича в полной безопасности. Благодаря тебе, господи!
Прокурор и жандарм истово закрестились. Понятые клали после каждого знамения поясной поклон.
Значит, покушение не удалось. Организация раскрыта. Но кто арестован еще?
Лютов и Котляревский сели. Прокурор взглянул на арестованного и понял: совершена ошибка. Если раньше он, арестованный, мучился неизвестностью, то теперь он уже кое-что знает.
Досадуя на себя, что в порыве верноподданнических чувств допустил просчет, Котляревский пошел напролом.
- Вот бумага, перо и чернила. Пишите все о своем участии в заговоре.
- Мне не о чем писать, господин прокурор.
- Но вы же открылись своим вопросом, Ульянов. Глупо продолжать запираться.
- Я ни в чем не открывался.
- Не переоценивайте своих способностей. Вы все равно во всем сознаетесь. Я обещаю вам это.
- Спасибо.
- Не паясничайте, Ульянов. Я жду.
«Любыми средствами надо сделать так, чтобы меня отправили обратно в камеру, - лихорадочно думал Саша. - Если организация раскрыта, надо выработать линию поведения. Мне надо твердо знать степень их осведомленности. Мне нужно подготовить свою систему ответов, чтобы не только отвечать, но одновременно и узнавать. А на это требуется время. Хотя бы одна ночь...»
- У нас есть возможности, Ульянов, оживить вашу память.
- Какие же?
- Вам знакомо такое слово - «дыба»?
- Знакомо.
- Хотите познакомиться с ним поближе?
- Пока нет.
- А если вам начнут выдергивать ногти?
- Стыдитесь, господин прокурор.
- Ломать суставы?
- Примитивно.
- Выкалывать глаза?
- Что еще?
- Резать ремни со спины?
- Все?
- Нет, не все. Вас обдерут кнутом, как липу. Вас будут кормить селедкой и не будут давать воды. Вас будут, черт возьми, двадцать четыре часа в сутки пытать самые изощренные палачи!
- Слабая фантазия, господин прокурор.
- Они развязывали языки и не таким, как вы!
- Вполне возможно.
- Вас четвертуют! Вас изрубят на плахе, как капусту!
- Не исключено.
- Кто делал бомбы?
- Не знаю.
- Где взяли взрывчатку?
- Не знаю.
- Кто руководил организацией?
- Не знаю.
- Сколько было метальщиков?
- Не знаю.
- Где Шевырев?
- Не знаю.
- Куда скрылся Говорухин?
- Не знаю.
- Когда возник заговор?
- Не знаю.
Котляревский закрыл глаза. Открыл. Вынул платок. Вытер лоб.
- Вы будете, наконец, отвечать, Ульянов?
- Я уже сказал: мне нечего отвечать.
Прокурор посмотрел на Лютова. Жандарм пощипывал усы.
- Значит, не хотите давать показания?
- Мне нечего показывать.
- Ну что ж, дело ваше.
Лютов погладил усы. Удовлетворенно улыбнулся.
- Между прочим, ваш упорный отказ отвечать уже говорит нам о многом.
- Например?