Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

«...Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Правительство игнорирует потребности общественной мысли, но они вполне законны, и интеллигенцию как реальную общественную силу, имеющую свое основание во всей истории своего народа, не может задавить никакой правительственный гнет. Реакция может усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические акты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным. Успех такой борьбы несомненен. Правительство вынуждено будет искать поддержки у общества и уступит его наиболее ясно выраженным требованиям. Такими требованиями мы считаем: свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной. Убежденные, что террор всецело вытекает из отсутствия даже такого минимума свободы, мы можем с полной уверенностью утверждать, что он прекратится, если правительство гарантирует выполнение следующих условий:

1. Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений.

2. Созыв представителей от всего народа, выбранных свободно прямой и всеобщей подачей голосов, для пересмотра всех общественных и государственных форм жизни.

3. Полная амнистия по всем государственным преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, а исполнение гражданского долга...»

От тусклого света, от огромного количества мыслей, пролетавших в сознании в доли секунды (на бумаге, как обычно, оставалась совсем незначительная часть), свинцово наливались брови и веки, голова делалась тяжелой, чужой, неудобной.

Он поднялся. Резко присел, наклонился, отбросил назад сжатые в локтях руки.

Гимнастика освежила, рассеяла. Но напряжение, гвоздем вбитое сверху, в темя, не отпускало.

Он быстро подошел к окну.

Вернулся к двери.

Еще раз к окну.

К двери.

Потер виски. Собрался. Сел к столу.

«...Признавая главное значение террора как средства вынуждения у правительства уступок путем систематической его дезорганизации, мы нисколько не умаляем и других его полезных сторон. Он поднимает революционный дух народа; дает непрерывное доказательство возможности борьбы, подрывая обаяние правительственной силы; он действует сильно пропагаторским образом на массы. Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета...»

Голова клонилась к столу, глаза закрывались, перо, не слушаясь руки, скользило по бумаге, выпадало из пальцев.

Он замотал головой из стороны в сторону, потом тряхнул снизу вверх, зажмурил глаза и резко открыл: перед ним расплывались красные, синие, зеленые круги.

Надо дописать. Собрать последние силы и дописать. А то будет поздно.

«...Ввиду этого строгая централизация террористического дела нам кажется излишней и трудно осуществимой. Сама жизнь будет управлять его ходом и ускорять или замедлять его по мере надобности. Сталкиваясь со стихийной силой народного протеста, правительство тем легче поймет всю неизбежность и законность этого явления, тем скорее сознает оно все свое бессилие и необходимость уступок».

Голова опустилась на стол. Перо выпало из руки.

Он провалился в сон, как в глубокий, бездонный колодец.

4

И вот он снова в Симбирске...

Город ярко освещен энергичным желтым солнцем. На улицах много народу. Все шумят, обнимаются, размахивают руками, спешат к Спасскому монастырю.

Идет в толпе горожан к Спасскому монастырю и Саша.

Вдоль длинной белой стены монастыря выстроились войска. Лес штыков, высокие металлические каски - одна к одной. Перед строем ходят взволнованные офицеры с обнаженными шпагами. А около войск бурлит народ - бросают вверх шапки, приплясывают, лезут целоваться с солдатами. Служивые, придерживая кивера, отвечают, не ломая строя. А босяки с пристаней, с кирпичных сараев, господа мещане, мастеровщина-матушка уже рушат кое-где изгороди, выламывают колья, погуливают.

- Свобода! Конституция! Республика! - кричит в толпе длинноволосый молодой человек разночинного звания. - Всеобщие свободные выборы! Народное вече! Законодательное собрание!

Около памятника Карамзину, уроженцу Симбирской губернии, - группа военных и штатских: Пестель, Муравьев, Рылеев, Бестужев, Каховский. Они спорят, что делать: вести войска штурмом на губернаторский дом или садиться в осаду в Спасский монастырь? Чугунная баба на памятнике - муза истории Клио - прислушивается одним ухом к спору господ из Петербурга.

А вдоль строя войск уже бешено скачет на взмыленном коне генерал Милорадович. В руках у него плетка. Яростно хлещет он восставших солдат по головам. Солдаты поднимают руки, защищаются...

Выстрел.