Река тьмы

– Доброе утро, – улыбнулась ему она, отпив из дымящейся чашки немного кофе. – Извини, что из-за меня ты не спал всю ночь.

– Все в порядке, – улыбнулся он.

Она поставила чашку на журнальный столик, достала из своей рубашки сигареты, прикурила одну, а потушенную спичку бросила в блюдце.

– Наверное, мне стоит все-таки обзавестись пепельницами, – сказал он.

В ее глазах появились озорные искорки.

– Сколько сейчас времени? – вдруг спросила она.

Сквозь окна гостиной сочился серый свет.

– Примерно без двадцати семь. Похоже, сейчас пойдет дождь.

– Я искала у тебя в спальне, во что бы одеться, и на полке в твоем шкафу обнаружила какую-то смешную шляпу. Ты ее носишь?

– Да нет… Это широкополая шляпа осталась у меня как память… о разведывательных рейдах… Отличная защита от солнца и дождя. Намного лучше, чем каска. Вот только от пуль она не спасает… хотя в буше, когда высовываешь голову, тебя в ней особенно и не заметно.

– В буше Вьетнама?

Он кивнул в ответ.

– Ты – моряк… Так почему же ты участвовал в той войне?

– Я сражался… за тебя.

Она задумчиво посмотрела на него, и он почувствовал: она поняла, что именно он хотел сказать.

– Что было самым тяжелым в той войне? – спросила она.

– Самым страшным?

– Нет, самым тяжелым.

– Письма.

Бэт вздрогнула.

– Я – офицер. И когда в моем подразделении кто-то из парней погибал, я должен был сообщать его родителям или жене или просто подруге. Мне частенько приходилось писать такие похоронные письма, когда мы возвращались с патрулирования. От меня несло джунглями, кожа была выжжена солнцем, все тело ломило, где-то поблизости из транзистора неслась рок-музыка, вернувшиеся целыми и невредимыми с патрулирования ребята смеялись, а я сидел и писал… Писал грустную историю о том, как храбрый девятнадцатилетний парень получил пулю в сердце… Чтобы описать это, нужны какие-то особые слова, которых мы, военные, просто не знаем. Мы умеем мужественно идти под пули, мы и сами умеем стрелять. А вот слов, которые могли бы передать трагедию человека на войне, мы не знаем.

Уэс замолчал. Молчала и Бэт.

– Что это такое? – наконец спросила она, показывая пальцем на металлические эмблемы в виде кленовых листьев на его рубашке.

– Это знаки военного отличия. Они означают, что я – майор.

– Когда же тебе надо идти на работу, господин майор?

– У меня… у меня сейчас свободный график.

– Вот уж точно. Слетал на пикник в Лос-Анджелес, и дома – никакого военного распорядка дня. Да, не таким я представляла себе настоящего моряка, – рассмеялась она.

– А тебе-то самой когда на работу?

– Вообще-то я прихожу в свой музей около десяти утра.

Она допила кофе, поставила чашку на столик и вытянула ноги. Кое-где ее бедра были покрыты смешными веснушками.

«Поцелуи ангелов», – сказала бы об этих веснушках его мать.

– А ты похож на бегуна, – сказала она, глядя на его мощные ноги.

– Я всегда должен быть в форме, это – обязательное условие военной службы.

– Не собираешься ли ты отправиться сейчас на утреннюю пробежку? – засмеялась она и наклонилась к нему. У Уэса пересохло в горле.

Через два часа они стояли в гостиной Уэса у входной двери. Он был полностью раздет. Она одной рукой прижимала к груди свою одежду, а в другой держала его рубашку.

– Вообще-то надо было эту рубашку постирать и выгладить, но боюсь, пообещаю и ничего не сделаю.

– А я не настаиваю, – сказал он. – Когда мы увидимся?

– Как можно раньше.

– А вдруг я не доживу до этого?

Она поцеловала его в грудь, открыла дверь и, не оборачиваясь, раздетая пошла к себе домой…

У Уэса зазвонил телефон.

– Ты догадался, кто это? – послышался в трубке знакомый мужской голос.

– Конечно.

Это был Франк Греко – контрразведчик из флотской Службы расследований.

– Так мы сыграем сегодня в сквош? Решайся быстрее. Традиция есть традиция.

– Когда? – спросил Уэс. Ни он, ни Греко в сквош никогда не играли.

– Я заказал корт в клубе на Капитолийском холме. Встречаемся там через сорок минут.

Уэсу едва хватило времени, чтобы побриться, принять душ и одеться. Место для парковки машины он нашел в квартале от оздоровительного клуба, где были корты для сквоша. Раньше в этом клубе Уэсу бывать не доводилось. Когда он подходил ко входу, Греко окликнул его сзади.

– Эй, морячок, ты меня опередил.

Греко сидел за рулем «хонды», которой было уже года два. На машине они поехали в малолюдный квартал. Греко прижал «хонду» к тротуару. Автомобилей на улице было совсем мало; прохожих и вовсе не было видно.

– Документы на Мэтью Хопкинса, – сказал Греко, передавая Уэсу толстый пакет.

У Греко были седые волосы, на макушке – редкие, по бокам – длинные, закрывающие уши. Коренастый мужчина пятидесяти одного года от роду, он имел черный пояс бойца дзюдо. В спортзале ВМФ он без труда поднимал солидные тяжести, которые были не под силу и морякам помоложе.