Я всегда просыпалась рано - иногда даже до того, как успевали рассеяться утренние сумерки и из своих комнат появлялся Хоакин. И, сбегая по лестнице во внутренний западный двор, всегда знала: на пороге пристройки, сплетенной из древесных веток, меня ожидает Джейк.
2
Я не помню себя без Джейка. Пусть у него нет ни когтей, ни крыльев, и глаза серые с зеленью, а не синие, - для меня он суарг, потому что так называл его мой отец. Ко шьют ему седире - настоящие суарговы рубахи. Только Джейк гораздо лучше суаргов. Мы с Марио не ходили, конечно, спрашивать Фредерику, и никогда больше не вспоминали ту драку. Но запретное, грязное слово "иелим" осталось во мне. И когда я слышу, как наши обсуждают суаргов или таскающуюся в Рощу Хосефинку, у меня неприятно сжимается что-то внутри.
Теодор говорит, что суарги первыми пришли в нашу Долину и что их было много - целые стаи. И что кланы без конца враждовали между собой, и суарги убивали друг друга, а амианы убивали суаргов, и в Долине свирепствовал огонь, а появившимся в Дальних холмах туннам пришлось спешно выстраивать вокруг своих поселений крепости. И после каждой зимы туннов становилось все больше и больше, и выходили они из-за каменных стен, и теснили крылатых к Огненному Холму и к Озеру, и через много поколений загнали остатки суаргов в Рощу.
Теодор говорит, что тунны пытались окружить Рощу валами, но суарги без труда поднимали в воздух прикаченные с холмов камни и обрушивали их на строителей. Но все равно - в конце концов их осталось слишком мало, чтобы воевать даже с собственными сородичами, не говоря уже о миролюбивых туннах. И тогда было заключено Первое Перемирие.
Суарги живут очень долго, намного дольше, чем даже тунны, хотя никто и не знает сколько. Я думаю, они и сами забыли. Потому что, сколько ни сажай вокруг деревьев, Роща по-прежнему слишком мала, чтобы делить ее со стариками. И когда у суарга белеют глаза, волосы перестают источать аромат и слишком часто начинают сменяться крылья, он опускается в Озеро. Отчего-то сам Теодор не захотел этого делать, и суарги накинулись на него скопом. Отбил его мой дед Олаф, возвращавшийся с отцом Хоакина Бенисио из дальних полей.
Теодор не любит об этом рассказывать, но я слышала от наших, что суарги отдали Теодора, поскольку считают ниже своего достоинства сражаться с людьми. А может, решили, что тот - бескрылый, с раздробленными в труху костями - уже не выживет. Как бы там ни было, Теодор остался у нас, долго отлеживался, а потом потихоньку начал бродить по дворам Усадьбы, помогая домашним ко заниматься хозяйством. Они не препятствовали - все-таки при желании суарги могут найти общий язык с кем угодно.
За ворота Теодор старался не выходить. Стоило ему появиться на улице, над Рощей непременно взмывала парочка доброжелателей и во весь дух неслась прямо к Веси; ведь суарги умеют чувствовать друг друга на большом расстоянии. Лишь мой отец через много лет сумел положить этому конец. Занятые своими бесконечными распрями суарги прозевали амиана, устроившего гнездо возле самой Рощи. И только когда сотни вылупившихся детенышей начали карабкаться по древесным стволам, пришлось крылатым обратиться за помощью к людям. Дед велел моему отцу отвезти к Роще один из амиановых шипов. Тварей, сгрудившихся возле останков сородича, люди и ко сожгли заживо, а тунны залили пожарище озерным илом и завалили притащенными с холмов валунами. В качестве оплаты отцу удалось выторговать у суаргов жизнь Теодора.
Когда полумертвого деда привезли из Дальних холмов и отец впервые привел в Усадьбу туннову врачевательницу Лилли, Теодор хотел, чтобы короб с крошечным двукрылым уродцем, роняющим обломки перьев и кровавые сгустки, отправили прямиком в Озеро. Но отец не позволил. Может быть, он напомнил Теодору, как его самого родные и друзья едва не загнали в жадно вздыхающую воду? Что с того, что у ребенка глаза неправильного цвета и крыльев в три раза меньше, чем положено суаргу?
Лилли забрала его с собой, однако вылечить не смогла, и тунны поступили с младенцем как со своими умирающими: оставили у входа в дом Фредерики. Но, не в пример потерявшим способность к перевоплощению старым туннам, Джейк вернулся. Ко подобрали ползающего по тропинкам ребенка и притащили обратно в Усадьбу. Ни единого перышка не осталось на теле Джейка, а на спине красовались багровые шрамы. Они есть и сейчас, широкие и словно бы вспухшие. Крылья у него больше не выросли.