Река вечности

Он разгромил митанни и они отступили за Пурату? Это не умещалось в голове Ранефера. Горстка акайвашта, не имеющих ни колесниц, ни брони, смогла разгромить все рати Паршататарны, который послал к Мегиддо лишь малую часть своего воинства?! Да и тех Менхеперра одолел вовсе не левой пяткой, между делом, а пролив немало пота и крови в ратном труде. Невероятно! У Ипи были верные люди в самом сердце Нахарина, за то время, пока войско акайвашта дошло до окрестностей Мегиддо, он бы все узнал об этой битве! Наверное, столкнулись с каким-то передовым отрядом у Каркемиша, побили несколько сотен митанни, а похвальбы-то...

Никто не любит хвастунов, а уж лгунов и подавно. Лицо Ипи застыло от негодования, превратилось в бронзовую маску. Александр, сам того не ведая ещё подлил масла в огонь:

– Ты, верно, возглавляешь передовой отряд воинства своего господина? Или ты катаскоп?

Эфраим не нашёл другого способа перевести это слово, как "лазутчик", "подсыл", да ещё и невольно, не разобравшись, облёк его в ту форму, которая окрасила вполне безобидный вопрос Александра чёрным отвращением. "Презренный соглядатай".

Ипи вскипел было, но удержал себя в руках.

– Подсыл? Мне ведомо, что в иных странах нет Хранителей Трона, – Ранефер выдавил улыбку, – но у нас, Держащий Скипетр Ириса – это страж царя, разум и уста его. Поверь, славный Алесанрас, кинжал в ночи или яд – оружие недостойное Хранителя Трона.

Произнеся это, Ипи бросил быстрый взгляд на Анхнасира. Поверенный выражением лица не отличался от каменного истукана. Ипи усмехнулся.

Эфраим, сообразив, к чему могли привести неосторожные, необдуманные слова, торопливо переводил, щедро пересыпая речь смягчающими оборотами. Александр в лице не изменился. Ответил спокойно:

– Я вовсе не хотел оскорбить, достойный Ранефер. Прости, если мои слова огорчили тебя. Я всего лишь подумал, что ты из тех воинов, что идут впереди, предотвращая вражьи засады.

Ровная речь Александра несколько охладила возмущение Ипи.

– Ты понял правильно, достойнейший. Верно, смысл твоих слов исказился в переложении через два языка.

Эфраим вздохнул с облегчением.

– Так ты ищешь войско мидян? – спросил Александр.

– Нет, не ищу. Спустя три дня после битвы уже нет необходимости преследовать бегущих.

– Какой битвы? – удивился царь.

– Той, в которой мы разгромили стотысячное воинство тридцати трёх царей. Неужели вы не видели следов её, не встретили отступающие отряды митанни, хатти и "пурпурных"?

– Врёшь! – вырвалось у Лагида.

– Я никогда не лгу, – холодно, с металлом в голосе ответил Ранефер.

Александр примирительно протянул руки ладонями вперёд.

– Ещё раз повторю, я не хотел оскорбить тебя. От самого Антиливана мы не встречали на своём пути иных людей, кроме мирных землепашцев.

Ипи мрачно усмехнулся.

– Значит митанни бегают быстрее, чем я думал.

– Он лжёт, Александр, – процедил Птолемей по-македонски, дабы не понял египтянин, и проводник сдуру не вздумал перевести, – не мог Дарий собрать второе такое же войско за столь короткий срок.

– Вспомни следы, Лагид, – также на родном языке ответил Александр, обдумывая загадку, подкинутую насмешливой судьбой.

– Это могли быть их следы, а не персов. К тому же там невозможно было определить численность рати. Да и посмотри на них, – Птолемей протянул руку в сторону строя египетских колесниц, – их едва ли больше, чем нас. Как они могли справиться со стотысячным войском?

– Лагид, ты множество раз стоял подле меня, когда мы принимали послов очередного покорившегося города варваров. Вспомни, как они говорят: "Царствуй десять тысяч лет, о могучий сокрушитель дюжины дюжин воинств..." И так далее. Варвары склонны произносить цветистые речи. У них так принято. И даже эллины поддаются искушению преувеличить силу врага. Вспомни, что писал Геродот про войско Ксеркса. Возможно, Гелланик был прав – из Газы действительно шли подкрепления в Тир. Или эти египтяне преследовали остатки воинства Мазака, бежавшие из Египта.

– Видать крепко их допекли персы, раз они устроили столь грандиозную погоню, – фыркнул Птолемей.

– Почему нет? Варвары кровожадны. Разбили Мазака? Что ж, от нас славы не убудет. Видно, что воины они хорошие, хотя и безмерные хвастуны, в чём-то сродни тем кельтам, что мы встретили на Истре. Помнишь? Которые заявили, что боятся лишь, как бы небо не упало на землю.

– А ты ждал, что они признаются, будто боятся тебя? – усмехнулся Птолемей и спросил, – что ты намерен делать, царь?

– Я надеюсь, мы договоримся о нашем свободном проходе, и они расступятся. В Тире я организую посольство к этому Менхеперре. Мы, как видишь, понятия не имели о том, какие страсти кипят в Египте. Эвмен ничего не докладывал. Вот пусть теперь исправляет упущение разведчиков.

– Ты думаешь, они пропустят беспрепятственно? – Птолемей кивнул в сторону Ранефера, молчавшего в ожидании, когда македоняне наговорятся между собой, – зачем построились, как для битвы?

– Не знали, чего от нас ожидать. Хотели бы драки, напали бы сразу. Мы им не враги, не сделали друг другу никакого зла. Нам нечего делить.