Река вечности

Кардийца передёрнуло. Он и прежде слышал много неприятного о богах "пурпурных", но полагал сие надуманным теми, кто недолюбливал финикийцев. Люди вообще склонны сочинять небылицы, наделяя чужаков наимерзейшими чертами и обычаями, однако теперь, стоя возле свидетельства оных, Эвмен чувствовал себя особенно погано.

– Разве господин не знаком с поэмами Софокла, Эврипида и Эсхила? Забыл жертву Агамемнона в Авлиде? И многое иное, что рассказывают эллины о своих богах и героях?

– Это было тысячу лет назад. Мир был юн и дик.

Дракон усмехнулся.

– Мы сейчас как раз и пребываем в этом юном и диком мире. Как изволил заметить господин, "тысячу лет назад".

– Откуда ты знаешь? Адар-Мелек говорил о временах Хирама...

– Истину установить просто. Памятник сей воздвиг человек, чьё имя и поныне помнят в Тире. Звали его Горсиантеф.

– Как?

– Горсиантеф, – повторил раб и добавил, – если это имя произнести правильно, то звучать оно будет – Херу-Си-Атет.

Эвмен вздрогнул.

– Тот, кого Шинбаал назвал своим соправителем?

– Да. Это по его приказу выбили надпись-предупреждение. А на северной стороне обелиска цари Тира писали свои имена.

Дракон вздохнул и по памяти перечислил:

– "Я, царь Йаххурим, родил Шинбаала царствовать. Я, царь Шинбаал, родил Абд-Мардука царствовать. Я, царь Абд-Мардук, родил Адземелькара царствовать. Я, царь Адземилькар, родил Итту-Баала царствовать. Я, царь Итту-Баал, родил Аштарт-Мера царствовать..."

Дракон посмотрел на Эвмена и добавил:

– Власть этой династии прервали дети Реки, фараон Сети. Однако после перерыва в столетие записи возобновились. И продолжались от Ахирама Великого до царя Эли-Улая.

Эвмен пошёл вокруг обелиска, всматриваясь в письмена. Остановился у северной стороны.

– Здесь всего один ряд знаков.

– Зрение не подвело господина, – кивнул раб, – здесь написано: "Я, царь Йаххурим, родил Шинбаала царствовать". И все.

– Это значит...

– Именно так. Благодаря этому обелиску мы можем знать, куда нас занесло. Во времена, когда Горсиантеф жив и здравствует. Он – правая рука фараона Менхеперры. Господин слышал о нём?

– Нет, – честно сознался Эвмен, – сказать по правде, о Египте я знаю только то, что писал Геродот...

Дракон покачал головой.

– Сей муж повествовал о более поздних временах. И в рассказе его много небылиц.

– Ты и его читал? – удивился Эвмен.

– Нет, но слышал кое-что от знатоков его "Истории". Господин забывает, что предыдущий хозяин своего недостойного раба не в каменоломнях содержал.

– Ты же был его помощником в торговых делах, при чём здесь знатоки сочинений Геродота?

– В торговых делах иногда пересекаются люди разных занятий, – улыбнулся Дракон, в эту минуту ставший особенно похожим на змея.

Эвмен поморщился.

– Ладно, отвлеклись. Так что ты знаешь об этом Менхеперре?

– На моей родине, до сих пор в знатных семьях детям рассказывают о нём, хотя и минуло двенадцать веков.

– Чем же он так знаменит?

– Менхеперра совершил семнадцать походов в земли Ханаана, Сирии и Мидии, не потерпел ни одного поражения, ни разу не отступил. Он рассеивал воинства врага, десятикратно превосходящие его числом, создал могучее царство, которое соседи боялись даже спустя столетие после его смерти. Потому и помнят о нём. В наших летописях сказано: "Не осталось ни клочка земли, который бы не ограбил Менхеперра".

От внимания Эвмена не укрылась оговорка финикийца: "в знатных семьях", однако сейчас его заботили вещи куда более важные, нежели интригующая осведомлённость раба-секретаря в вопросах древней истории.

Великий полководец. Никем не побеждённый...

Прищурившись, Эвмен снова взглянул на острую, ослепительно сияющую в лучах Гелиоса вершину обелиска. На мгновение показалось, что над головой прошелестели огромные крылья, а через мгновение небритой щеки коснулось что-то невесомое, скользнуло вниз. Кардиец покосился себе на грудь: к хитону прилепилось пёрышко. Обычное белое пёрышко...

Два дня пролетели, как один миг. В делах и заботах Эвмен ни разу не присел передохнуть, и уж точно ему не довелось больше простаивать в задумчивости у подножия камня, коему боги присудили стать беспристрастным свидетелем вечности.

Шинбаала больше не допрашивали. Стратеги долго беседовали с Драконом, финикийскими триерархами во главе с Адар-Мелеком, с местными жрецами. С их помощью в головах македонян сформировалась довольно подробная и внушительная картина этого нового старого мира. Настолько внушительная, что Гефестион в тот же вечер нажрался до совершенно скотского состояния, а Парменион опустил руки, не имея ни малейшего понятия, что же ему теперь следует предпринять. Впервые в жизни он, сам себе удивляясь, твердил, как заведённый:

– Александр... Надо ждать Александра...