С точки зрения Алины, честностью тут и не пахло. Больше всего хотелось быстро схватить оба камня и дать деру, но интуиция подсказывала, что далеко убежать ей не позволят. Даже за пределы особняка не выпустят.
Поэтому девушка просто спросила:
— Если я не соглашусь, вы меня убьете?
Тивасар задумчиво потеребил тонкие усики.
— Тут есть одна загвоздка. Видите ли, для моих целей владелец должен отдать камень добровольно. К счастью, критерии добровольности довольно размыты. Поэтому, клисса, я стану делать вам больно. Долго. До тех пор, пока не согласитесь. И вот тогда — только после этого — убью. Нравится альтернатива?
Альтернатива Алине не нравилась. Ей вообще в этом разговоре мало что нравилось. И совершенно непонятно было, что нужно делать. Отказаться от камня и забыть все, как страшный сон? А где гарантия, что ее после этого отпустят?
И еще — зачем Тивасару отцовский кулон? Вряд ли для пополнения коллекции редких драгоценностей. Скорей уж для какого-нибудь зверского злодейства. Стоит ли предотвращать зверское злодейство ценой собственной жизни?
И что там просил Долан, впихивая ее в эту комнату? Продержаться еще немножко? Это значит — не надо соглашаться на предложение? Или надо? Или он это просто так сказал, чтобы успокоить трусящую девчонку, и она зря ищет скрытый смысл в случайной фразе?
— Я все еще жду вашего решения, — напомнил о себе Тивасар.
Решения не было.
В этот момент Алина как никогда хорошо поняла любовь собственной тети к схемам и блокнотам. В голове крутилось слишком много информации, и ее требовалось хоть как-то упорядочить, чтобы не потерять важное в нагромождении бесполезных фактов. Фактов накопилось много. И некоторые из них — например, тяга Тивасара именно к отцовскому камню и его равнодушные угрозы — навевали вполне однозначные мысли.
— Это вы убили моих родителей, — уверенно произнесла Алина.
И в тот же момент поняла, что камень добровольно не отдаст. Хочет выбивать из нее отречение силой — пусть выбивает. Она сколько-нибудь продержится. А там, глядишь, кто-нибудь спасет. В такие моменты всегда появляется кто-нибудь, кто спасает.
Тивасар обвинению не удивился. Надменно посмотрел на пленницу и старательно, как ребенку, пояснил:
— Их убил взрыв.
— Но взрыв подстроили вы.
— А вот это уже не ваше дело. Поэтому давайте вернемся к прерванному разговору, клисса. Быстренько отрекаетесь от камня — и идете куда хотите. Подсказать формулу отречения?
— Засуньте ее себе в…
Алина даже договорить не успела, а Тивасар уже привстал, перегнулся через стол и с размаха ударил ее по лицу; многочисленные кольца царапнули щеку, проехались острыми гранями по губам. Девушка попыталась отшатнуться, уперлась в спинку стула — и так вместе со стулом и опрокинулась назад, чудом не приложившись затылком об пол. Под лопатку кольнуло чем-то острым, как будто на иголку наткнулась, но проверять не было ни времени, ни желания.
На языке появился привкус крови. Алина осторожно и даже несколько удивленно потрогала губы — на пальцах тоже осталась кровь. А боли не чувствовалось, совсем. Зато картинка перед глазами вдруг изменилась, словно кто-то переключил настройки монитора. Точно так же, как случилось ночью с тем грабителем.
И точно так же пришло понимание, что она может прямо сейчас убить человека, даже не прикасаясь к нему. Или хотя бы прогнать одним взглядом.
Тивасар, как назло, на девушку даже не смотрел и никакой метаморфозы не заметил. Пока она пыталась понять, что с ней происходит, в дверь постучали — мужчина спокойно поднялся, выглянул наружу, а затем и вовсе вышел из комнаты, оставив пленницу без присмотра.
Он, видимо, совсем не боялся, что она сбежит.
И действительно, куда бежать-то? В помещении было две двери, за одной из которых скрылся сам Тивасар, а за второй ждал Долан. Не такой уж большой выбор!
Алина поднялась, схватила со стола отцовский кулон, натянула на палец кольцо… и едва успела опереться о столешницу, чтобы не упасть. Наваждение исчезло так же внезапно, как появилось. Силы закончились, лицо запоздало обожгло болью, на глаза навернулись слезы.
Но жалеть себя было некогда, идти требовалось в любом случае. Прямо сейчас, пока оставался шанс. И Алина, упрямо сжав зубы, двинулась к двери, надеясь, что она не заперта.
Дверь распахнулась раньше, чем девушка успела до нее добраться. Застывший на пороге Долан мельком оглядел пустую комнату, остановил взгляд на Алине, вполголоса чертыхнулся и протянул ей руку.
— Быстрее. Идти можешь?
Алина неуверенно кивнула. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что один раз этот человек уже привел ее в ловушку и, значит, может сделать то же самое вновь. Но выбор все равно отсутствовал, и очень хотелось верить хоть кому-то. Особенно если этот кто-то смотрит с сочувствием и жалостью. Хотя как еще на нее сейчас смотреть: шея в синяках, губы разбиты? Попала в сказку, называется!
— Далеко собрались? — раздался позади равнодушный голос Тивасара.
Долан немедленно задвинул спутницу себе за спину и встал в проходе, в упор глядя на мужчину:
— Мы договаривались, что насилия не будет.