Мой отец имел привычку с важным видом расхаживать по округе в компании человек 20–30 других корейцев. Он был одним из вожаков корейской общины и запросто мог отлупить любого японца, который пришелся бы ему не по душе. Причем ему было не важно, кто этот японец – обычный человек, полицейский или даже офицер военной полиции. Он был готов ввязаться в драку с любым. Корейцы видели в нем заступника, а местные японцы боялись его до полусмерти.
Отец всегда поступал так, как ему хотелось. После Второй мировой войны они с друзьями открыли на одной из улиц полуподпольный ларек, где приторговывали дефицитными в то время товарами – консервами, произведенными на военной фабрике, где мой отец раньше работал, сахаром, мукой, печеньем, одеждой и всем, что удалось тайком прикупить у американских солдат. Однажды мой папашка вместе с дружками устроили крупную драку с американскими солдатами из-за товаров. Дурная слава закрепилась за ним неспроста.
Но что иного ему оставалось? После поражения Японии во Второй мировой войне осталось 2,4 миллиона корейцев, которые там застряли. Они не были ни победителями, ни побежденными, и идти им было некуда. Их просто бросили на произвол судьбы. Отчаявшись, не видя иного способа зарабатывать на жизнь, они нападали на грузовики с провиантом для японской императорской армии, а краденое сбывали на черном рынке. Даже у тех, кто никогда не был жестоким прежде, не оставалось иного выбора, как только превратиться в преступников.
Странным образом все это беззаконие на самом деле даровало свободу этим людям. Во время войны у них существовало лишь два одинаково безнадежных выхода: либо стать солдатами армии врага, либо рабочими военных заводов, где царили рабские условия. Солдат отправляли на фронт в качестве пушечного мяса. Рабочие ишачили до полного изнеможения – или до смерти – у станков или на угольных шахтах. Так что жизнь преступника была истинным освобождением.
В какой-то момент мой отец вступил во «Всеобщую Ассоциацию корейских граждан в Японии» (позднее ставшую известной под названием «Чхонрён») – одну из двух организаций корейской диаспоры в Японии (другая организация называлась «Союзом корейских граждан в Японии», «Миндан» (далее автор утверждает, что это два названия одной и той же организации – сначала «Чхонрён», а потом «Миндан», но он ошибается. Скорее всего, он просто перепутал их, но в дальнейшем в его рассказе речь идет исключительно о функционерах «Миндана», хотя, похоже, описывает он при этом все же именно чхонрёновцев. –
С моей точки зрения, не было особого различия между социалистическим движением, националистическим движением и жестокими разборками на черном рынке. Социалисты, националисты и рыночные громилы – все они были похожи друг на друга. У каждого была своя «японская биография», и все они были неимущими. Они просто стремились обеспечить себе право на существование. А это означало борьбу за власть.
В Ассоциации мой отец был известен под кличкой «Тигр». Неудивительно. У него был свой «спецназ» – преданное ему уличное хулиганье, группа молодых людей, собиравшихся где-нибудь у захудалых лавчонок, разводивших в жаровнях огонь и весь день лакавших дешевое спиртное. Не знаю, обсуждали ли они проблемы черного рынка или же просто ждали, когда их позовут на очередные разборки, но в тот момент, когда в них возникала необходимость, они появлялись мгновенно.