— В восемь часов вечера в маленьком костеле на Милой. Но сначала выгоните из него цыган!
Соединение было прервано.
4
На самом нижнем уровне бункера на улице Ладной было надежное помещение, связь которого с остальными обеспечивала только железная лестница. Ничего не знали о нем находящийся здесь от времени осады крепости Вроцлав польские и советские солдаты. Цель его постройки была явно оборонительной. Оно было построены именно для того, чтобы позволить убежать коменданту бункера. В безвыходной ситуации он мог открыть только самому знакомые двери, откуда железная лестница вела четыре метра вниз — до этого секретного помещения. Оно, в свою очередь, имело два выхода, за которыми были два низких коридора. Один из них вел к надежному подвалу на Грюнвальдской, 2, а другой — к небольшому костелу Святого Лаврентия, стоящего на старом кладбище на Милой. Храм этот, разрушенный и лишенный крыши, был сегодня назван «цыганской конюшней», потому что представители этой нации держали в нем своих коней.
Эберхард Мок мог бы не знать о чем-то, но Вроцлав не имел от него никаких тайн. Он прекрасно знал о «комнате для побега» в бункере на Ладной.
Рассевшись удобно на одном из двух стоящих в комнате кресел, курил папиросу и с беспокойством приглядывался к Попельскому. В его глазах было гораздо меньше заботы, когда он смотрел на Левицкого, прикованного наручниками к поворотному колесу для открытия бетонированной двери.
— Дай убедиться, Эди, чтобы я пошел туда с тобой, — говорил с жаром Мок. — Бржозовский — это идол преступления. Может сделать с тобой все… Не согласится выпустить Леокадию и сцапает тебя тоже… Побойся Бога, сам сунешься в лапы политической полиции! Ты думаешь, что Бржозовский будет иметь какое-то сопротивление, чтобы тебя арестовать? Знаю, скажешь: но я сбегу в этот бункер! А что будет, если не получится? Если будет обнаружен проход в костеле? Я иду с тобой, а это ничтожество, — он посмотрел на Левицкого — подождет здесь, пока ему палача приведем…
— Нет, Эби, не пойдешь со мной. — Попельский задумался. — Я знаю таких людей, как он… Такой же был этот Ханас, о котором я тебе рассказывал на исповеди: безжалостный варвар, а когда дело касалось его доченьки, был как разваренное яйцо… Только я к нему пойду, не буду тебя подвергать… Тебя тоже ищет все польское гестапо… Это решено и бесповоротно.
Он посмотрел на часы. Было восемь. Поправил галстук, застегнул пиджак, стряхнул с рукавов невидимые пылинки, носовым платком протер запыленные ботинки.
— Не нужно чиститься, — мрачно сказал Мок. — Ты не идешь на свидание, Эди.
— Со смертью тоже нужно достойно встретиться, — ответил Попельский.
Мок закрутил колесо и открыл дверь. Из темного коридора донесся холодный подвальный воздух, который не нес, однако, с собой запаха гари и разложения. Эберхард надел маску на лицо и протянул руку Попельскому.
— Запоминай, Плессерштрассе, 22, подвал, — сказал он. — Я не в состоянии выговорить вашего названия. Будут тебя ждать водка и заливное из ножки. Выпьем за…
— За что? — Попельский вставил ему слово.
— За здоровье Леокадии. — Мок смотрел на него внимательно с шелковой маски.
Попельский обнял приятеля и пошел. После нескольких минут медленного марша холодным бетонным тоннелем добрался до каменной лестницы, оборудованной с обеих сторон железными перилами.
Он взошел на нее. На ее конце был маленький деревянный люк.
Открыл его, а потом тщательно за собой закрыл. В полной темноте поднялся бесшумно по деревянной лестнице, ступеньки которой не трещали, что сегодня уже было проверено побывавшим здесь Моком.
Оказался под алтарем. Через щели, которые Моком и были сегодня расширены, видел разрушенный интерьер костела — сломанные скамейки, из которых цыгане сбили желоба для своих коней, разбитые камни — остатки купели и разбитого снарядами алтаря. Большую часть пола, из которой были повырваны плиты, покрывали сено и конский навоз.
Полковник Пляцыд Бржозовский внимательно его обходил, идя по костелу. Руки заложил за спину, а голову с гривой белых волос удерживал высоко. На его выглаженном мундире видны были клочки сена.
Попельский вышел из-за алтаря. Бржозовский сразу его заметил. В рот засунул два больших пальца. Свистнул громко. По сене и по конскому дерьму застучали солдатские ботинки.
— Ты мой, — процедил Бржозовский.
— У меня Левицкий, Ханас, — медленно сказал Попельский.
5
Лицо Бржозовского затвердело на мгновение, но сразу же расслабилось. Поправил мундир на животе, после чего пригладил волосы.
Попельского окружили солдаты Народного Войска Польского и целились в него из ППШ.
Бржозовский раздвинул кольцо солдат и подошел к разыскиваемому им человеку. Посмотрел на него равнодушно.