Олег присел к столу, на краешек стула, как абитуриент какой-нибудь на экзамене, и украдкой глянул на Метелеву. А она взяла из стопки нужную газету, развернула, тщательно разгладила на столе. Она в самом деле была похожа на учительницу — в темном платье строгого покроя, с кружевной белой манишкой, что так и высвечивала шафранную смуглость ее лица.
— Нате, Олег Леонтьевич, карандаш, отчеркните, пожалуйста, что вас смутило. — Она даже надела свои очки с металлической оправой, которые и вовсе придавали ей суховатый вид экзаменатора.
Он отметил всего два абзаца. Павла бегло перечитала их.
— Не вижу тут ничего особенного.
— У вас выходит, что, где появляется Каменицкий, все сразу приходит в движение, горит в руках. Поймите: девчата из той же бригады Кузнецовой станут смеяться надо мной.
— Право, Олег Леонтьевич, никаких преувеличений я не вижу. Вы просто скромничаете. Но согласитесь, что со стороны виднее.
— Вы совершенно не знаете меня, Павла Прокофьевна.
— Вот новость! Да я вас помню со школьной скамьи. Я заканчивала десятилетку, а вы учились в первом классе.
— Во втором.
— Ну, пусть во втором.
Олег смешался: напоминание о школьных годах прозвучало совсем уж некстати.
Павла, кажется, догадалась о причине его замешательства и добавила:
— Ладно, не сердитесь на меня, Олег Леонтьевич.
И он готов был признаться ей сейчас, что и пришел-то не столько ради объяснения по поводу ее очерка, сколько ради того, чтобы увидеть ее лишний раз. Он многое мог бы сказать.
Павла окончательно поняла его.
— Вы завтракали, Олег Леонтьевич?
— Нет. А что?
— Составьте мне компанию, я сегодня еще не ела, заработалась. Идемте, идемте, тут есть у нас уютное кафе.
Они устроились у распахнутого настежь венецианского окна, за которым шумел город. Олег заказал «дежурные» сосиски, бутылку сухого вина, салат из свежих огурцов, кофе, кекс. Павла не вмешивалась, наблюдая его в роли галантного кавалера. Она облокотилась на широкий подоконник, привычно положила ногу на ногу и даже не отказалась от папиросы, которой любезно угостил Олег. Ей доставляло невинное удовольствие побыть часок наедине с этим милым парнем, не знающим, как и угодить своей даме.
— За что же выпьем, Олег Леонтьевич? — спросила она, подняв бокал с венгерским рислингом.
— Только за вас, Павла Прокофьевна.
— Но я ведь провинилась перед вами.
— Бог простит.
— Моим богом является редактор. Ну, что ж, постараюсь замолить свой грех!
Павла выпила под настроение весь бокал, стала с аппетитом есть. А он то и дело мельком поглядывал на нее, как в тот день, на штабельке опалубочных досок. Вторая встреча бывает еще более неловкой, чем первая. Олег никак не мог собраться с мыслями. Вернее, он по-прежнему не мог собраться с духом, чтобы прямо, без обиняков, заговорить с Павлой Прокофьевной о том, что же в действительности привело его сегодня к ней. Он вспомнил о траншее, которая разделяла их тогда, на стройке, — в конце концов все препятствия между ними одолимы.
— О чем вы думаете, Олег Леонтьевич? — спросила она, уже отодвигая свою тарелку.
Вопрос был неожиданным, как многие ее вопросы, застигавшие его врасплох. Он рассеянно улыбнулся, отвел глаза в сторону.
— Мне почему-то вспомнилось, как вы отчаянно прыгали через траншею.
Павла негромко рассмеялась.
— А я в молодости была вообще отчаянной.
— Мне говорили.
— Кто?
И Олег спохватился, начал с неподдельным юношеским жаром доказывать ей, что она ничуть не изменилась с того времени, как он ее помнит. Павла Прокофьевна смотрела на Олега, как смотрит врач на больного человека.
— Полно вам, Олег Леонтьевич, не вводите меня в заблуждение относительно моего возраста, — сказала она с той же серьезной игривостью, которой владеют только женщины.
Он неловко замолчал. И тогда она, вдруг оглядев себя, поспешно выпрямилась и спрятала под стол свои крепенькие ноги. Но лукавость в глазах, как ни старайся, никуда не спрячешь, тем более, если на тебя нашло сегодня дурашливое настроение. Павла пожалела, что затеяла этот завтрак с Олегом Каменицким.
— Отец здоров? — поинтересовалась она, чтобы перевести разговор в домашнюю плоскость.
— Бегает, суетится с организацией музея.
— А Любовь Тихоновна? Люба?
Он отвечал скупо, однозначно и все приглядываясь к морщинкам под глазами Павлы, которая щурилась от солнца. Эти морщинки казались ему сейчас тонкими бороздками грамзаписи.
— Может, еще вина? — предложил Олег.
Она опять негромко засмеялась.
— Да вы что, решили отомстить за очерк?
— Сухое ведь.
— Нет-нет. — Павла энергично встала.
Он шел за ней по длинному гостиничному коридору. Павла ни разу не оглянулась, хотя он мысленно приказывал оглянуться. Высокая и статная, она мягко ступала на ковровую дорожку, будто специально расстеленную для нее: мерный шаг, плавные движения рук, гибкая талия. Королева!..
У своего номера она приостановилась.
— Ну, Олег Леонтьевич, кланяйтесь всем вашим, особенно отцу. Как-нибудь заеду.
Они стояли друг против друга, лицом к лицу, но в этих ее словах Олег почувствовал самое неодолимое препятствие, разделяющее их, — полное равнодушие Павлы.