Реклама. Игра на эмоциях

А влюбленный мальчик, жгучую испытывая неприязнь и зависть к этому сопернику-удачнику, пришел в Литературный институт, чтоб лично посмотреть, каков он из себя и чем прельстил ту девочку.

И вот стоит тот мальчик во дворе, конца занятий ожидая, и от нечего делать разговаривает с симпатичным дворником, ему доверчиво открывшись неожиданно для самого себя.

А студент ничего не знает о терзаниях мальчика, у него свои душевные занозы. Он сидит на лекции, не слыша ничего, и думает о том, что хорошо бы так писать, как это делает Эрих Ремарк. Так же мужественно, твердо и с такой же красотой характеров.

А между тем Эрих Ремарк и знать не знает о терзаниях студента. Эрих Ремарк ходит по своей вилле в Швейцарии и тоскливо думает, что он, конечно, много написал и кое-что сумел сказать о женщинах, мужчинах и войне. Но как хотел бы он писать с такой же лаконичностью, как это делает Эрнест Хемингуэй! И чтоб за этой краткостью такая же таилась глубина, которую все время ощущаешь до озноба.

А между тем Эрнест Хемингуэй и знать не знает, что в Европе где-то есть прозаик, полный мучительной и острой зависти к тому, что делает Хемингуэй. Своя сейчас душевная изжога прихватила Эрнеста Хемингуэя: только что он прочитал некоего российского писателя Андрея Платонова.

Сквозь все несовершенства перевода проглядывало нечто удивительное: два-три слова, связанные неожиданно и точно, раскрывали столь укромные узлы устройства мира и людей, что оставалось лишь руками развести, как это смог нащупать человек.

А между тем Андрей Платонов знать не знал о восхищенной растерянности Хемингуэя. Он вышел из своей пристройки во дворе Литературного института, где он жил, работая там дворником (замечу в скобках, что легенда эта до сих пор бытует в общей памяти), и встретил мальчика, влюбленного настолько, что приятно было, хоть и больно вместе с тем, сейчас расспрашивать о мучащей его печали.

Больно потому, что, глядя на мальчика, Андрей Платонов думал грустно и завистливо, как обаятелен у молодости тот избыток вещества жизни (его любимое выражение), которое с годами испаряется бесследно и необратимо.

Не дождавшись появления студента, мальчик попрощался с незнакомцем и ушел, с собою унося свою счастливую и тягостную горечь. А Платонов с горечью и завистью смотрел ему вослед»[15].

Академиков много, нобелевских лауреатов мало

Профессиональная зависть и ревность среди людей творческих, даже с мировыми именами, – не новость. Павла Черенкова, автора крупного открытия в физике, до неприличия долго не выбирали в Академию наук. Напомню, что эффект Вавилова – Черенкова открыт в 1934 году. Нобелевской премии за эту работу ученый удостоен в 1958 году. А членом-корреспондентом АН СССР Черенков избран только спустя шесть лет. Академиком стал еще через шесть лет – в 1970 году.

Случайно встретив Павла Алексеевича на улице, другой наш выдающийся физик Завойский сказал дочери: «Запомни, это живой укор Академии».

Рассказывают, что академики до последнего не признавали Черенкова и проголосовали за него лишь после того, как кто-то в президиуме заметил, что академиков у нас много, а нобелевских лауреатов мало.

Примечательно, что сегодня ситуация повторяется. В 2010 году российский ученый Станислав Смирнов стал лауреатом премии Филдса. В мире эта награда считается аналогом Нобеля для математиков. Более высокой оценки научного вклада человека не существует. Так вот. На момент издания книги (сентябрь 2015 года) в Российскую академию наук Смирнов так и не избран.

Еще пара примеров. На этот раз из мира искусства. Как-то раз журналист задал вопрос одному известному живописцу:

– Скажите, мэтр, что вы думаете о Марке Шагале?

– Шагал, – отвечает тот, – большой художник, замечательный колорист, огромный мастер.

– Интересно, – говорит журналист, лукаво поглядывая на собеседника, – пару недель назад я спросил Шагала, что он думает о вас. И представьте себе, он сказал, что вы – полное ничтожество. Ноль без палочки. Шарлатан от искусства. Абсолютная бездарность.

– Это нормально, – улыбнулся собеседник. – Видите ли, мы, художники, никогда не говорим правду друг о друге…

И последняя история, которая лично на меня произвела сильное впечатление и помогла заглянуть в такие глубины человеческой психики, которые редко приоткрываются в нашей будничной, повседневной жизни.

Нестандартная ситуация помогает заглянуть в такие глубины человеческой психики, которые редко приоткрываются в нашей будничной, повседневной жизни.

Будучи еще студентом ленинградской консерватории, Виктор Плешак написал песню «Экипаж – одна семья» и отправил ее на конкурс. Ему ответили вежливым отказом. Но через какое-то время песня появилась на радио. Объявили, что композитор неизвестен.