Рекламщик в ссылке для нечисти

В Перловке всё вроде как налаживается, местные даже его почти уважают, но это только пока у них есть общая цель и мечта. Если хоть что-то пойдёт не так, пусть даже не случится самое плохое, а просто прикажут сидеть тут тихо и ничего не организовывать, он же, Василий, первым и станет у них виноват. Все быстро опять деградируют, всё развалят, всё испортят... Зачем он вообще это всё начал, почему не подумал как следует?

Василий терзался сомнениями и плохо спал. Он всё время носил с собой нож, даже ночью не расставался, клал в изголовье. Нож был из дома бабки, Мудрик одолжил его ещё тогда, как они ходили за берестой, а забрать забыл. Василий сначала думал отдать, но то одни дела, то другие, да и Мудрик не напоминал, а нож был хороший, удобный. Василий к нему привык. Решил, спросят, так отдаст, а не спрашивают, значит, у них этот нож не последний, даже пропажи не заметили.

Обычно Василий ночевал в собственном доме, но если уж совсем донимала бессонница, набивался к Добряку или к Тихомиру. За разговорами легче засыпалось и лучше спалось.

Да и если Марьяша рядом, как-то... веселее, что ли. Сидит, что-то шьёт при свете лучины, иногда кинет взгляд, улыбнётся, и сразу думаешь не о всяких бедах, а о другом. Почему это, например, она улыбается? Может, ей тоже радостно, а может, эта дурацкая борода, которая уже начала отрастать, убого выглядит?..

Василий скрёб подбородок и жалел, что во всей Перловке нет ни безопасной бритвы, ни зеркала.

Скоро с крышами закончили и приступили к строительству гостиного дома. Как Василий ни бился, он не мог узнать, сколько времени займёт работа.

— Да как пойдёт, — отвечал Добряк, оглаживая бороду. — Парни-то наши, ух, лоботрясы, без пригляду оставишь, они уж храпят в холодке, а то и уйдут. Языками ток работать горазды, морока мне с бездельниками этими!

— А мы-то чего? — возмущались парни. — Вона, плотник нужон, ждём-поджидаем, без его указа нешто можно начать? Мы-то прежде домов не возводили, да ещё таких, с теремами да горницами, с резными перилами! Нешто хочешь, чтобы мы чего напортили?

— Так дал же вам Деян указания, растолковал, что делать! Вы чё в глаза мне брешете, злыдни? — сердился Добряк.

— А дерево где, нешто оно от одних указаний появится? Лучше б ты, дядька, этим занялся, чем браниться!

— Ишь, паскудники, на всё отговорки имеются! Языки-то бы вам поукорачивать!

Василий слушал это день за днём и потихоньку закипал.

— Да блин! — пожаловался он Марьяше, когда они гуляли вечером. — Тут аудиторию, может, уже пора прогревать, информировать клиентов, а эти сроков не знают!

— Так и прогревай, Вася, — дала она совет. — Первые гости-то, может, ночевать и не останутся, а и останутся — у тяти разместим, у тебя да у дядьки Молчана. Нам бы токмо лавки поставить, столы под навесами, да поразмыслить, чем поить-кормить, что показывать.

Василий задумался.

— Окей, — кивнул он. — Вообще ты права. Но вот что показывать, я никак не могу придумать. Всю голову уже сломал. У народа спрашиваю, так половина вообще не хочет, чтобы их видели, а другая половина ничего особенного и не умеет, хоть самому, блин, лысым чёртом обряжайся...

— Ты об том не тревожься, Васенька, — улыбнулась Марьяша. — С водяным я уж потолковала, и ежели ему поднесут чёрного петуха, так он сети заговорит, улов щедрым будет. И с банником условилась: за хлеб да соль он веник даст, попаришься — силушки прибавит, хворого исцелит. А ежели кто из девок на ночь останется, так может и погадать, гребень в баню отнести да поутру поглядеть, какие волоса на нём. Ежели русые, то жених будет добрый, хороший.

Василий пригладил кудри и спросил:

— А волосы-то откуда возьмутся?

— А грабов вычёсывать будем, — хитро сказала Марьяша. — У них все спины в волосьях.

— Хм, — сказал Василий. — Хм... Хорошо, но мало.

— Гребни деревянные сами делать станем, тут же и продавать. А ещё у Мрака мокруха...

— Это что за болезнь?

— Ох, Вася, дослушал бы! Мокруха шерсть прядёт, Сияной её зовут. Мрак ночами бродит, воду проливает, а она всё ждёт его у окна с прялкой, им подаренной. Хороша работница, за ночь столько работы сделает, что и десятеро против неё не управятся. Ежели хозяюшки шерсть принесут да её о помощи попросят, Сияна не откажет, и плату невеликую возьмёт.

— А вот это не надо, — сказал Василий. — Я имею в виду, недооценивать себя не надо. Ну, скидку сделаем, чтобы привлечь клиентов, но себе в убыток работать не станем. А что, идея неплохая...

Они дошли до родничка и сели на камень под ивой. Зелёные ветви спускались шатром, негромко журчала вода. В канаве лениво квакали две лягушки.

Беседку и лавки ещё не поставили, но старый полевик со своими детьми расстарался, и берег порос цветами. Качались сиреневые щётки мышиного горошка, белели шарики клевера, желтела сурепка. Днём тут вились бы пчёлы, а сейчас только звенели комары.

— И кикиморы наши, Неждана и Незвана, тоже любят вышивать да прясть, — продолжила Марьяша, расправив юбку. — Токмо ежели на работу Сияны любо-дорого глядеть, у кикимор выходит неладно — всё изорвут, запутают...