Рекло. Роман об именах

О чём-то подобном я думал во время нашей прогулки. Молчание прервалось только тогда, когда Джотто Иванович открыл небольшую деревянную зелёную дверь в его дом и пригласил меня внутрь:

– Проходи, Василе, не стесняйся. Надеюсь, ты сегодня умом не поранился. Если что, то говори сразу. Но хочу тебя подбодрить, у тебя получилось даже очень хорошо. У меня сегодня на обед овощное рагу с фасолью, моё фирменное. Прошу любить и жаловать. Присаживайся пока на диван, я принесу сюда.

Я сел на диван и принялся осматривать жилище местного самоназначенного архитектора. Всё было довольно скромно. Дом состоял из холодного коридора, прихожей, плавно перетекающей в довольно широкий зал, кухни, спальни и личного кабинета. Перед диваном стоял большой круглый стол, видимо для того, чтобы на нём есть, а чуть поодаль впереди стояла тумба, на ней в рамке стояла картина. На картине были изображены два толстых дерева с широкими ветвями, стоящих симметрично друг напротив друга, образуя таким образом некий портал, в середине композиции находилось старое обветшалое дерево, на одной из ветвей которого виднелся зелёный листик. Довольно поэтичненько. Позади меня стояли два шкафа с открытыми полками, хаотично набитые всем на свете. Десяток книг, образцы камней на подставке, какие-то кости, фотографии природы, четыре вырезки из поваренной книги в рамочке, образцы старых карт и всё прочее. На кухне, видимо, творилось тоже самое. По крайней мере, когда я туда случайно заглянул, Джотто Иванович открыл шкафчик, из которого на него набросилась целая гигантская свора пачек с приправами. Боюсь представить, что происходит в его кабинете! Там уж точно без батискафа будет не управиться. Я, конечно, не ханжа. Просто хочу сказать, что видно, что в этом доме живет человек неопрятный.

Джотто Иванович вошёл в комнату с двумя тарелками. Я хоть и не любитель овощных рагу, но пахло очень вкусно. Он поставил две аккуратные фарфоровые глубокие тарелки на стол и подал мне деревянную ложку.

– Так не горячо будет!

Потом он ушёл на кухню и вернулся со стаканом воды.

– Приятного аппетита! А ты не запиваешь еду? – спросил Джотто Иванович.

– Спасибо вам огромное. Очень вкусно! – сказал я, нисколько не соврав, было действительно вкусно. – Как-то особо не приходилось. И не додумывался до того, чтобы запивать.

– А я вот всё с водой ем, даже арбузы. Побыстрее бы уже поспели, кстати. Как тебе картина?

– Довольно поэтично. Они как будто наблюдают смерть или рождение. У вас картина вместо телевизора?

– Да, не одна. Меняю каждые три дня. В первый день просто присматриваюсь, во второй начинаю думать про картину, когда ем, а уже в третий день осмысляю полностью для себя. Сегодня вот день третий, но её бы я и во второй день поменял, хотя тут как посмотреть. Мы же не видим всей картины. Я в том плане, что вдруг эти два дерева на переднем плане трухлявые спереди? А главный герой картины – вот это маленькое деревце впереди – постепенно обретает жизненные силы, наблюдая за двумя дряхлеющими гигантами. С этой точки зрения выходит что-то мотивационное. Пока они громко наблюдали, оно тихо росло!

Наступила неловкая пауза, которая вновь была прервана Джотто Иванович. Он отвлекся от тарелки взглянул на меня и сказал:

– Ну что думаешь про это всё?

– Именно про то, что было сегодня?

– Пока начнем с этого, а потом, может, углубимся. Так что думаешь?

– Я вообще не понимаю, как это работает. Как моя уверенность в существовании чего-то может повлиять на материальный мир?

– Ну не на весь же! Сегодня мы могли видеть самую простую из форм, которую можно обжечь своим сознанием. Ты сделал это бессознательно, как бы ни смешно это звучало. Тебя это напугало, но этим люди занимались всю свою жизнь. Они вычеркивали и вносили в свою реальность разные аспекты. Вот, например, есть у девочки отец, он ветеринар. И этот отец усыпил любимую кошку дочери после того, как та сломала себе лапы. Дочка вычеркивает отца из своей реальности. Более того, он для неё погибает. Его больше не существует в её реальности. Ходит-бродит там какое-то тело, а отца больше нет.

– Но он же от этого не перестал существовать, – возразил я.

– Как знать! А какие есть доказательства?

– Какие-то же есть следы жизнедеятельности. Крошки он хотя бы какие-то оставляет?

– Ха-ха, – посмеялся Джотто Иванович. – Где доказательства, что они оставлены именно им? Или что мешает дереализовать и их? Мне кажется, Василе, что сущее состоит из очень плотно- сложенных кирпичей, и нам под силу двигать или передвигать какие-то места. Вот, например, ты же из Москвы?

– Да.

– Там с этим очень трудно. В таких городах реальность просто зацементирована и обита железом. Хотя и там можно найти несколько потайных ходов, если постараться. А здесь в дрейфующей для кого-то деревне будет как-то посвободнее, хоть и со своими нюансами.

– Мне это всё очень трудно понять, но как это влияет на вашу жизнь? – спросил я.