Реконкиста

– Вы, иль Кане, не знаете местных индейцев, – заметил отец Педро. – Наверняка ему хотелось показать нам, что он презирает всяческие страдания и причиняемую ему боль.

Но последние слова пилота привели к тому, что я решил не ожидать, а как можно скорее пересесть на "Наутилус", подплыть на нем к берегу и там укрыть наш маленький экспедиционный корпус. Если бы в течение ближайших суток никакого нападения не было бы предпринято, мы продолжили бы поход до самого устья Рио-Гранде по морю; в противном случае, нам оставалось бы гораздо более сложное тайное перемещение по суше. Благодаря захваченным картам, среди которых, к изумлению Фруассарта, очутилась сделанная от руки копия Атласа Джоао Тейшеры, содержащая массу сведений, предназначенных исключительно для монархов, для просты же моряков недоступных; мы, более-менее, знали, где искать командный центр врага – все авиамаршруты, вычерченные на одной из сохранившихся карт, сходились в дикой и пустынной возвышенности к западу от Колорадо.

* * *

Только начало светать, когда, плывя на "Святой Лючии", мы очутились на расстоянии броска копьем от мангровых зарослей, где море переходит в сушу. Нигде не было видно следов людских обиталищ, никаких костров, ни малейшей струйки дыма. Ночные птицы лениво насыщались, не обращая на нас никакого внимания. Мигель, облизывая собственный палец, который он то и дело погружал за борт, почувствовал устье реки на вкус. Туда мы решили войти на нашей подводной лодке. Оставив бриг в узком проливе между рифами, мы проплыли на "Наутилусе" на другой берег этого лимана, углубляясь в речные тоннели, тянущиеся посреди запутанных мангровых зарослей. Мы решили остановиться на день в подобном убежище. Конечно, можно было удалиться еще больше от берега, но нам не хотелось терять визуального контакта с судном. Тем более, когда постановили, что по причинам безопасности решили решительно прекратить какую-либо телеграфную связь. В соответствии с видениями падре Гомеса, в "Наутилусе" очутился экипаж из девяти человек: Лаура, капитан Фруассарт, доктор Амбруаз де Лис, Лино Павоне, Ансельмо, Эбен, аравак Мигель, священник и я. Туда мы перенесли немного оружия, одежды, деньги и карты.

Правда, капитан Гренель считал, что страх перед нападением Серебристых с нашей стороны совершенно преувеличен, но на всякий случай согласился спустить на воду шлюпки и эвакуационные плоты, чтобы, в случае чего, "Святую Лючию" можно было бы быстро покинуть.

Направляясь к берегу, "Наутилус" опустился на глубину в десять футов. Вода здесь была мутная, так что вовнутрь сквозь окошки из толстого стекла попадало очень мало света. По вполне очевидным причинам я выключил и внутреннее освещение, так что если бы в зарослях таились какие-то спрятанные наблюдатели, никто из них не сориентировался бы, в каком направлении мы идем. Оплывая корни мангровых деревьев, осматривая снизу многочисленных в этой округе кайманов, так мы проплыли в глубину суши около четверти мили. Здесь мы выкачали из балластных цистерн большую часть воды, так что рубка "Наутилуса" поднялась на поверхность. Обложенная ветками и грязью она могла походить на тушу каймана. Дополнительно, от возможных воздушных наблюдателей нас отделял густой балдахин из веток, так что я, без колебаний, открыл люк, и тут же болотные запахи проникли вовнутрь.

Пробуждался день – бодро отзывались птицы, но, если не считать их, болота оставались спокойными и безлюдными. Животные вели себя так свободно, словно бы не имели неприятных контактов с людьми: то мимо нас мелькнула ядовитая водная змея, то на нос нашей лодки влезла любопытная ондатра. Благодаря подзорной трубе, мы могли наблюдать за стоящим на якоре в проливе между двумя островками бриг, настолько слившийся с растениями, что мы его едва видели.

Шло время. В кабине подводной лодки было тесно, так что мы охотно менялись на наблюдательном посту; по счастью, вездесущая сырость, тень и ветерок с моря как-то смягчали полуденный жар. Впрочем, вместе с уходящим временем, все больше пассажиров решалось выйти наверх, так что через пару часов в "Наутилусе" остались только священник и Ансельмо, который рядом с испанским padre чувствовал себя безопаснее всего.

Пришел час дня, потом и два. Над побережьем царил ничем не нарушаемый покой. Даже у меня первоначальное напряжение сменилось сонной ленью.

– Говорю вам, не прилетят они, – утешал всех Ансельмо, выставив из люка свою круглую голову. – Они же даже не знают, кто сбил это летучее чудище. Впрочем, если они хотят нас искать, им нужно осмотреть тысячи квадратных миль.

– Если они зарегистрировали вспышку электрического света в Мон-Ромейн, в отдаленной Европе, то, думаете, они прошляпили бы фейерверк на собственном заднем дворе?

– Скажите-ка, лучше, маэстро, что станем делать, если они не появятся до ночи? – спросил Фруассарт.

– Под прикрытием темноты вновь проплывем немного на запад, а днем спрячемся.