Реконструктор

…Предпринятыми повторными поисками, с привлечением сил комендантской роты и бойцов близко расположенных частей, тело капитана Лигонина было обнаружено только на следующий день. Причина смерти, по предварительным данным, наступила от потери крови, в результате переезда ног капитана немецким танком. Обе ноги раздроблены. По-видимому, сразу после ранения Лигонин потерял сознание и был принят противником за убитого. Очнувшись, он наскоро перебинтовал раны и, по-видимому, предпринял попытку скрыться в кустах – обнаружен след, оставленный им при переползании с места ранения. Капитан смог переместиться на значительное (около ста метров) расстояние и ввиду этого не был обнаружен при проведении первоначальных поисковых мероприятий. При осмотре личного оружия следов его применения не имеется, боезапас не израсходован.

…Имевшиеся при Лигонине оперативные документы и личные записи в сохранности. Нижний правый угол карты обуглен, по-видимому, капитан пытался уничтожить документы. Но ввиду потери сознания довести свое намерение до конца не успел…

Глава 4

Против ожидания, никакого существенного разноса от руководства не последовало, подполковник ограничился словесным втыком на месте боя. Оно и к лучшему, на ротного и так смотреть было тяжко. Связистам досталось – мама не горюй! Там выбило больше половины личного состава. В том числе и хохотунью Иришку, к которой Горячев испытывал сильную привязанность. Представляю себе его состояние сейчас… Не хотел бы я оказаться на его месте!

Когда по возвращении в расположение части я успел урвать чуток времени, чтобы пересечься с Ниночкой, даже она посочувствовала его горю. Как, однако, быстро разносятся слухи!

– Ты береги его… – осторожно трогает она меня рукой. – Он хороший, наши девчонки сейчас все ему сочувствуют. Ему, наверное, сейчас трудно очень.

От ее волос исходит какой-то пряный запах, и это меня отвлекает. Не сразу даже врубаюсь в смысл сказанных слов.

– Да… Мы стараемся. А тут еще и начштаба дивизии на него наехал…

– Что сделал? – удивляется девушка.

– Накричал. Разнос устроил, будто Горячев виноват в том, что немцы мост подорвали! Кто ж знал, что это их цель, думали, они в деревню попрут, ее готовились защищать. Там, если хочешь знать, ребята вообще на верную смерть шли – ничего у них против танков не было, одни ручные гранаты. Это у нас пушка да ПТР – а у них что?

– Так он бы подполковнику и объяснил!

– Объяснишь такому… станет он тебя слушать, как же! С горы – оно все виднее! Начальство!

А руки мои никак успокоиться не хотят, поглаживают осторожно девичье плечо. Она чуть отстраняется.

– Странный ты… Со стороны посмотреть – так сущий головорез! Недаром тебя народ сторонится. Говорят, что ты временами вообще голову теряешь, такой жестокий да резкий. Даже своего можешь так стукнуть!

– Бывает… – нехотя соглашаюсь с ней. – Иной раз и сам берегов не вижу, прямо-таки накатывает что-то непонятное… Но я же не всегда такой! И не со всеми!

Нина гладит меня по щеке:

– Я вижу… Сейчас-то ты совсем другой. Но ведь никто, кроме меня, этого не знает. И это плохо. Все думают – ты жестокий и черствый.

– Война… – не нахожу никакого иного объяснения.

– И здесь люди разными быть могут! – не соглашается она. – Не все же зачерствели!

– Не все. Но я в тылу немецком был. И видел там… словом, не могу я их теперь воспринимать как людей.

– Все равно! – упрямо качает головой девушка. – Нельзя же так! Война – она пройдет. И как ты будешь на других людей смотреть – снова врагов искать примешься?

– Там же не будет немцев!

– И ты станешь другим?