Реконструкция

Я какое-то время смотрел в пустой экран телефона, а потом услышал возле себя шаги. Ко мне приближались две мужские фигуры с повязками дружинников.

Лица мужчин были потные и напряжённые, у одного длинные волосы, а черты как будто смазаны тряпкой — толком ни носа, ни губ, ни глаз, словно мираж из прошлого. Второй — с крючковатым кривым носом, со сводами надбровных дуг, покатым лбом — напротив, был чересчур реален, слишком выламывался в пространство из разумных границ, отведённых для одного стандартного человеческого лица.

Улица была широкой и совершенно пустой, и они шли прямо ко мне, и я замер, готовясь бежать или вцепиться одному из них в горло, но они обошли меня с двух сторон, будто совершая обманный манёвр.

Я прошёл ещё пару кварталов, уже особенно не спеша, приглядываясь, и оказался на пустыре, местоположения которого я не представлял даже отдалённо.

Вокруг была выжженная земля с редкими ржавыми гаражами, покрытыми таким густым слоем граффити, что не разобрать ни одного рисунка. На одном из гаражей росло дерево, прямо на крыше. На земле ни одного дерева не росло. Ещё были заборы, древние, еле стоящие, а вот колючая проволока на них была свежая, поблескивающая, но вся кривая и перекрученная, как почерк нервного человека.

Сперва я стоял и смотрел на бесконечную стену цвета выцветшего советского неба. В ней были бойницы, как в средневековой крепости эконом-класса, а венчала её всё та же проволока, хотя представить себе, что кто-то полезет на верх этой неприступной стены, было трудно.

Ко мне медленно подкатилась грязная иномарка с затемнёнными стёклами.

Открылась задняя дверь. Кто-то внутри терпеливо ждал, когда я подойду, впуская к себе холодный воздух. Может быть, великан? Нет, видно, что великан не очень-то расположен к общению. Я всё-таки подошёл.

На переднем сиденье был мужчина с большой, как будто разделенной на два полушария головой, с круглым высоким лбом с залысинами. Рыже-седая щетина покрывала лицо до глаз. Когда наши взгляды встретились, я заметил расширенные зрачки. Они заполняли собой почти всю радужку.

— Моя фамилия Путилов, — сказал мужчина. — Говорит что-нибудь? Садись.

Мне эта фамилия ничего не говорила. Я сказал, что слышу её в первый раз.

— Уверен, что в первый раз?

Он достал салфетку и отёр взмокший лоб, как будто была тридцатиградусная жара. Печка в машине едва работала.

— Не понимаю, куда ушла настоящая комедия, — заговорил он. — Я часто вспоминаю программу «Вокруг смеха» — Александр Иванов, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Ефим Шифрин, Григорий Горин, Лион Измайлов, Аркадий Арканов, Роман Карцев, Виктор Ильченко, Семён Альтов, Георгий Менглет, Анатолий Трушкин...

Он какое-то время перечислял имена. Он говорил быстро, барабаня пальцами по бардачку не в ритм с речью.

— Аркадий Инин, Виталий Песков, Рина Зелёная, — он достал другую салфетку. Стал вытирать шею. — А Ян Арлазоров! — вдруг спохватился он, как будто забыл самое важное. — Помнишь: «Мужик! Мужи-ик! Слышь, мужик!» Ха-ха-ха! Вот как он это делал? Но на фоне Райкина это, конечно, проигрывает. Помнишь ту миниатюру? Про студента, которого зовут Авас? Как тебя зовут? А он говорит: Авас. Меня Николай Степаныч. А вас? А тот ему снова — Авас. А тот ему — Николай Степанович! А вас? А тот ему отвечает...

— Авас, — вставил я.

Путилов захохотал и грохнул ладонью по бардачку, а тот открылся. И тут я вспомнил, где и когда видел этого человека с раздвоенной головой. Средневековая ярмарка. Этот Путилов показывал большой палец, одобряя нас с Майей. Но виду я постарался не подавать, интуитивно понимая, что чем за большего дурака сойду, тем лучше.

— Это хороший юмор, — уже серьёзней сказал Путилов. — Но главное, золотой период у нашего юмора ещё впереди. Будешь сухарики?

— Что?

— Сухарики, — повторил Путилов. Он неловко задвигался и наконец достал из складок футболки лиловый свёрток. Оттуда пахло чесноком. Путилов развернул его и, запустив внутрь пальцы, стал шуршать, шуршал долго, потом всыпал в рот горсть из сложенной лодочкой ладони. Часть просыпалась по щекам и шее, а он с задранной головой начал жадно жевать, и я не мог оторвать от него взгляда.

— Я когда тебя первый раз встретил, то сразу понял, — сказал Путилов, облизав пальцы. — Ты тот самый.

Я просто сидел, уставившись на него.

— Моя фамилия — Путилов, — напомнил он. — И я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Путилов широко улыбнулся, показав рот, похожий на печку в хлебозаводе.

— Мы только что познакомились, а вы хотите, чтобы я для вас что-то сделал, — констатировал я. — Давайте я вам расскажу о себе. Прежде всего, сейчас 2017 год, а меня преследует, чтобы убить, группа рыцарей. Монахи-францисканцы вкололи мне...

— Да-да, моя работа — всё знать, вот я и знаю, и даже про твоего несчастного пса, которого... гильотинировали, — он перебил меня грубо, но к концу фразы его тон стал одновременно и издевательским, и чуть-чуть сочувственным.