Рекорд

— Доброе утро, подруга! Прощения прошу, но ты уже полчаса тут намыливаешься. Он поднимает крышку унитаза, и я в ужасе отворачиваюсь. Между нами прозрачная шторка, я купила именно прозрачную, потому что она была самой дешевой. Стараюсь не слушать, как журчит водичка. Боже.

— Иди вниз!

— Ни за что.

— Придурок, — бормочу. — Просто придурок! Ужасный человек.

— Какие планы на день? — весело спрашивает Тим, помыв руки.

— Не знаю пока… Не делай так больше.

— Мы же друзья. Братаны. Нет? Или да? Или как?

— Господи, Тим, ты простой как три рубля.

Он смеется, настроение явно хорошее.

— Как закончишь, спускайся, покажу кое-что.

— Только не говори, что мерс завелся.

— Ага.

— Да ладно! — Внутри вспыхивает такая радость, что руки покалывает. Парни все утро спорили, заведут или нет. — С первого раза?!

— Да. Скоро прокатимся.

— С ума сойти! Какие вы молодцы! Не-е-е, вы гении! Чертовы механики-гении, если ты сейчас не врешь! Я уже вижу кубок! Погоди, я вижу его в твоих руках! Блин, это надо отметить. Давай что-нибудь особенное приготовим! Или закажем! Может, барбекю?

— Ну что за умница эта девочка, — вдруг стонет Тим. Подходит, рывком наклоняется и целует меня.

Прямо через шторку! Но зато в самые губы.

Все еще переполненная радостью, ошалело замираю, не имея ни единого понятия, так можно или нет?! А потом срываюсь и льну к нему сама. Забывшись, растерявшись! Тим тут же отвечает напором.

Мы как две кометы сталкиваемся — и вдребезги.

Сердце бьет изнутри по ребрам. Быстро, глухо. Оно подгоняет, пока я не опомнилась. Я чувствую Тима даже через слой пластика. Его тепло осязаемо, воспоминания щедро рисуют на языке мятный вкус. Неуклюже цепляемся друг за друга. Тим грубо обнимает меня через штору — та частично срывается с петель и рвется с кошмарным треском! Я прижимаюсь пальцами к его груди. Поцелуи быстрые, голодные из-за нетерпения. Он ведет по пластику языком, как будто тот у меня во рту. Фантазия дорисовывает ощущения, и я отвечаю. Мое сбрендившее сердце… Мы делаем это по очереди несколько раз. Боже, психи. Мы дышим и лижем пластик по обе стороны друг от друга. Слюна вообще может проникнуть сквозь полимер? Что там с диффузией?

По ощущениям — может. От ужаса ситуации кружится голова. Тим пахнет маслом и железом, он в заляпанном комбинезоне, и мне это капец как нравится.

Творится дикое. Я загораюсь и взрываюсь чувствами, сердце снова клешнями давит, откровенная напористость Тима не оставляет шанса на сопротивление.

Идиоты, какие идиоты. Настя, дыши. Дыши, боже, сейчас.

Когда я отталкиваю его, лицо горит пламенем.

Тим не может четко видеть мои глаза сквозь запотевшую шторку. Но я улавливаю движение, когда он поправляет штаны, при этом сама ощущаю спазм и сжимаю ноги. Головой качаю обескураженно.

— Я грязный как черт, — говорит он.

— Называть женщин уменьшительно-ласкательными девочка или малышка — красный флаг, — выпаливаю. — Не называй меня так больше! Никакая я тебе не девочка!

— Ты знаешь, куда шторы вешать, господи.

— Да пошел ты! — Губы горят. Держала же себя в руках, все в порядке было.

Какое испытание. Какое нечеловеческое испытание.

— Притащу сегодня эту хренотень в кровать, — хохочет Тим, потрогав наполовину оборванную штору. — Раз тебе нравится.

— Я тебе отомщу вечером!

Он снова дьявольски хохочет.

— Жду с нетерпением. Выходи посмотреть на тачку.

— Ты не умеешь дружить! — кричу я ему вслед. — Совсем не умеешь!

— Ну я же предупреждал. А ты меня не слушаешь.

Глава 17

— Какая Настасья Микулишна красивая получилась! — восхищаюсь я, галопом сбегая со второго этажа.

— Кто-кто? — хохочет Семен. — Настюш, ты о чем?

— Ваша гоночная тачка, — объявляю. — Я имя ей придумала.

— В честь себя? — смеется Гриха. Он грязный жесть, но счастли-ивый!

Тим скрестил руки на груди и разглядывает свою красавицу. Полагаю, он вложил в нее все, что у него было, а это немало — порядка двадцати миллионов. От того, как быстро она поедет — зависят его карьера и будущее. И если уж на то пошло, мое тоже.

— Ой, ну хотите, Анастейша. — Демонстративно закатываю глаза. — Вообще-то, это богатырша, которой не было равных на Руси. Она победила Добрыню Никитича в честном поединке, и он тут же в нее влюбился. Настасьи такие, если вы не знали. Она тебе еще покажет себя. — Последнюю фразу я говорю уже Тиму.

Он тоже проводит рукой по капоту, серьезный такой, будто заклинание читает. А может, верит? В победу верит, в будущее. Его план настолько дерзкий, что может сработать.

— Богатырша, значит, — тянет Тим слова.

Я приобнимаю его и поглаживаю по плечу, мы бегло переглядываемся. Вкус пластика до сих пор на языке, я пытаюсь зажевать его арбузной жвачкой, которой Тим купил мне целую упаковку. Сам он жует мятную. Пару секунд мы смотрим на богатыршу Настасью, синхронно жуем. После чего я широко улыбаюсь и сжимаю его плечо быстро, крепко. Не хочу расставаться с Тимом. Вот бы поехать на гонки, вот бы…

Настасьи сильные, они — богатырши.

— Утром я отправила сообщение о выкупе, — сообщаю беспечно. Потираю ладони в предвкушении. — Ответа пока, правда, не было, но он будет.

— А если не будет? — спрашивает Гриха.