- Да нет, что вы!.. - смущенно заметил конструктор. - Теперь я уже ни в чем не сомневаюсь. Кстати, существование теплых поясов в стратосфере сравнительно недавно опровергалось видными специалистами. Они не предполагали, что в стратосфере такое большое количество озона, особенно поглощающего тепловые лучи.
- Однако это пока еще только предположение, что от нагревания озона солнечными лучами и образуется тепловой пояс в стратосфере, - возразил Дерябин. - Ничего, батенька, расшифруем все записи и тогда проверим, улыбнулся он. - Хорошо, что анализатор воздуха снова начал работать на большой высоте. При обработке записей узнаем, сколько озона в тепловом поясе. Всё это для предсказания погоды тоже очень важно.
- Вы знаете, Борис Захарович, - задумавшись, проговорил конструктор, - я никогда не предполагал, что в стратосфере еще столько неизвестного. Мы действительно обнаружили выше тридцати пяти километров начало первого теплового пояса. К пятидесяти километрам его температура достигает семидесяти пяти градусов. Кто бы мог раньше думать, что там, наверху, жарче, чем в Африке! А потом опять холод, и снова, около восьмидесяти километров высоты, начинается второй тепловой пояс. О нем мы почти ничего не знаем. Говорят, что там происходят очень сложные физические процессы… Ультрафиолетовые лучи солнца разрушают молекулы воздуха. На этой высоте они сталкиваются с атмосферой… - Поярков, прищурившись, взглянул на инженера и со вздохом добавил: - Сколько тайн и загадок! А что делается еще выше трудно даже предположить.
- Надо строить новую летающую лабораторию, - с улыбкой заметил Дерябин, - тогда не будет никаких тайн. Я думаю, - он взглянул поверх очков на молодого конструктора, - вы и это сделаете… Какой-нибудь диск, чтобы запустить его вверх километров этак… на тысячу…
- Нет, - не сразу отозвался инженер, - диск нужен для универсальной лаборатории, рассчитанной на длительные наблюдения. А туда, - он взглянул в синее бездонное небо, - мы пошлем просто ракету с приборами и парашютом.
Техники, прибывшие в самолете, быстро стали выгружать тяжелые ящики. Они перетаскивали их поближе к краю аэродрома и там ставили вплотную один к другому.
Заблестела на солнце кольцеобразная антенна, поднятая на высокой мачте.
Аня открыла один из ящиков и вытащила оттуда приемник. Все подбежали к ней.
- Итак, мы слушали передачу час тому назад, - сказал Дерябин. - Где это было, Аня? Не помните?
- По-моему, в районе озера Севан.
Профессор Демидов что-то высчитывал у себя в блокноте. Он жмурился, почесывал за ухом карандашом, лихорадочно перебирал листки, делал какие-то отметки. Затем он в волнении закрывал блокнот и шагал, заложив руки за спину, среди суетившихся техников. Профессор то не обращал на них никакого внимания, то вдруг останавливался перед одним из них и долго смотрел в лицо, словно пытаясь прочесть ответ на мучивший его вопрос. Наконец, он отошел от радиостанции и зашагал по взлетной дорожке. Борис Захарович с тревогой посмотрел ему вслед.
- Вы товарищ Дерябин? - спросил инженера невысокий паренек, только что вышедший из помещения аэродромной радиостанции. Он протягивал ему листок бумаги.
- Быстро! - с некоторым удивлением проговорил Борис Захарович и взял листок радиограммы. Он прочел его несколько раз, затем задумался и пожал плечами.
Придется показать эту телеграмму Алексею Фомичу. Но если бы кто-нибудь знал, как это ему неприятно! Из-за каких-то нелепых предположений он, Дерябин, должен огорчать профессора. Вот он идет к нему навстречу. Как четки и уверенны его шаги!..
Демидов еще ничего не говорил о результатах испытаний, но Борис Захарович знал, что в таких испытаниях сразу ничего нельзя определить: на всё нужно время.
Алексей Фомич остановился в двух шагах от Дерябина и молча смотрел на него, словно что-то взвешивая. Наконец, вздохнув, он тихо проговорил:
- Или это действительно так, или… я ничего не понимаю.
Демидов взял инженера под руку и, осторожно шагая по блестящей дороге, глухо и медленно ронял слова:
- То, что я узнал сейчас об интенсивности лучей, опровергает наши самые смелые предположения. На земле ни в одной лаборатории пока еще нельзя получить столь сильного радиоактивного излучения. На высоте в полтораста километров, где космические лучи не задерживаются атмосферой, в моих уловителях под действием этих лучей и других дополнительных факторов я обнаружил превращение вещества…
- Значит, насколько я понимаю, при этом освобождалась атомная энергия, - взволнованно перебил его Дерябин. - Так ведь этого не наблюдали пока еще ни в одной лаборатории мира?
- Не знаю, - сухо заметил Демидов. - Но во всяком случае, три часа тому назад это явление зарегистрировано приборами летающей лаборатории. Правда, пока только в одной установке.