Реквием

На помощь защитникам табора бросилась, путаясь в юбках, ещё не старая цыганка. Она изо всех сил хлестнула кнутом самого рослого из нападавших, возможно вожака. Сопровождавшая цыганку небольшая лохматая черная собачонка, словно по команде, вцепилась в ногу вожака. Оттолкнув цыганку, он схватил собаку за задние ноги и, размахнувшись, ударил собакой цыганку поверх спины. Развернувшись, изо всех сил своим живым орудием стал хлестать коренастого цыгана. Подоспевшие на бричке, спрыгнув, всем скопом навалились на старшего и молниеносно связали его, примотав затем его руки к туловищу. Ножей, привычного в нашем воображении оружия цыган, никто ни разу за время драки не вытащил.

А вожак преследователей, всё ещё держа еле шевелящуюся собаку, неожиданно изо всех сил ударил её головой о ступицу колеса. Затем отбросил тело собаки в придорожную канаву. После пленения старшего никто из преследуемых не сопротивлялся. Меня поразило то, что бывшие противники стали разговаривать между собой, если не спокойно, то не враждебно. Как будто все закончили сообща какую-то важную работу.

А мы, словно приклеенные к забору, всё так же стояли, как окаменелые. Во рту у меня пересохло, в руках до кончиков пальцев ощущалась какая-то неприятная нудьга. Ноги, обессиленные, дрожали. Хотелось присесть. Всё происходящее казалось нереальным, как будто я только что просмотрел кино с неприятными для меня кадрами. Не верилось, что всё ещё минуту назад происходило наяву.

А цыгане тем временем, нападавшие и защитники, сообща и делово, распрягли лошадей. Приподняв на руках одну сторону телеги, вывернули и за дышло выправили переднюю ось. Шкворень, чуть было не вылетевший из поворотного круга оси, самостоятельно встал на место. Два цыгана остались запрягать лошадей. Остальные вернулись к последней кибитке. Приподняв, усадили связанного цыгана лицом назад.

За время драки, находящиеся в кибитках, сидели тихо, прижавшись друг у другу. Отдавленный спинами сидящих детей и женщин брезент за время драки не шевелился. Как будто за брезентом рядком были уложены небольшие наполненные мешки. Только пожилая цыганка с первой телеги уселась боком, свесив ноги, на последней, рядом со связанным цыганом. Повернувшись, вытерла тёмным платком кровь на лбу, залившую и свернувшуюся на левом глазу цыгана. Вероятно это была его жена. Двое цыган помоложе, вскочив на своих лошадей, пустили их рысью к Плопам.

Оставшиеся нападавшие пристегнули своих коней к отдохнувшим за время побоища лошадям первого табора. Развязав животным глаза, поправили уздечки. Неспешно, словно снявшись с обычной стоянки, табор тронулся в сторону Брайково. Заднее колесо последней кибитки сильно виляло, оставляя в пыли вдавленный гладкий змееподобный след. В такт вихляющему колесу качались, опущенные с телеги, ноги связанного цыгана.

О происшедшей на шляху драме напоминала только истоптанная дорожная пыль, местами облепившая свернувшуюся, уже высыхающую черную кровь и неподвижное тело собачонки, лежащей, разбросав ноги, с закинутой окровавленной головой на пологом скате придорожной канавы.

До сих пор остается только гадать, что послужило поводом этой, случайно происшедшей на наших детских глазах, жестокой потасовке кочующих цыган? Как дальше развивались события в обоих, сводящих свои цыганские счёты, таборах? Как дальше сложилась судьба, увиденных нами, дерущихся представителей этого национального сообщества цыган, непохожего в своей самобытной оригинальности ни на один народ в мире,

Во взрослой жизни я неоднократно бывал в цыганских столицах Молдовы Сороках и Атаках. В восьмидесятых и девяностых часто бывал проездом во Львове, Харькове, Жмеринке и других городах, вокзалы которых привлекают своей быстро сменяющейся многолюдностью женскую половину цыган. Всегда и всюду, видимо вынеся из моего детства острое любопытство, я с интересом наблюдал это своеобразное, часто неожиданное в своём характере и поступках, племя.

В юности и молодом возрасте я старался наблюдать незаметно, быстро отводить в сторону, а то и прятать взгляд, если смотрели в мою сторону. С возрастом интерес мой не ослабевал. Особенно после того, как я много лет работал психотерапевтом, пройдя соответствующие курсы специализации и усовершенствования. В девяностых мне была присвоена, не побоюсь сказать, заслуженная трудом, высшая категория по психотерапии и медицинской психологии.

Я уже с профессиональным интересом наблюдал за особенностями общения гадалок с «клиентами». К тому времени я сам владел многими способами введения пациентов в транс. От пресловутой «усыпухи» до эриксоновского гипноза и гипнопсихоанализа. Я уже знал особенности тибетского, индийского, криминального и других видов гипноза, включая мгновенный. Сам мог вводить собеседника в так называемый цыганский гипноз, который по сути своей является гипнотическим забалтыванием.