Реквием

Я наклонился над извором, низко опустив голову внутрь круглого отверстия. Там оказалось неожиданно светло. Со всех сторон под камнем зияли довольно большие отверстия, а с солнечной стороны, где камень едва прикрывал край извора, в колодец пробился одинокий солнечный лучик. Он достигал воды почти по центру колодца, а потом, словно сломавшись, резко уходил вглубь.

По краям извора в воде чуть шевелилась зеленая бахрома водорослей, которые мы называли жабуренем. А вот и они. По окружности извора на поверхности воды, широко раскинув лапки, повисли несколько зеленых лягушек. Казалось, они внимательно наблюдали за мной. Я взмахнул рукой. Чуть слышно булькнув, лягушки скрылись в глубине.

— Будешь пить? — раздался голос отца.

Я резко покачал головой. Улыбаясь, отец опустил ходачок в воду. Вытащив, он вылил воду в выдолбленное в камне углубление в полведра. Наполнив углубление, разнуздал коней и подвел их к камню. Сдвинув морды, лошади медленно цедили воду. Выпив, они подняли головы в ожидании.

— Налей. Они хотят еще.

— Больше нельзя, могут запариться. — остудил меня отец, — Приедут домой, напьются вдоволь.

Когда мы приехали домой, Поверга нас ждал, сидя на крае канавы. Рядом с ним сидел сосед Натальский Назар. Они о чем-то неспешно говорили. Отец снял с телеги мешок с поросенком и, взяв какой-то сверток из-под скамейки, направился к дому. Мне было жаль покидать телегу, хотелось проводить деда до дому, но меня позвала мама. Спрыгнув, я от неожиданности присел. Гудящие от тряски ноги держали меня непрочно.

Дед с повозки не слезал. Он сидел, опершись спиной о бортик, наклонившись вперед и вытянув шею. Лицо его было посеревшим, как будто прибитым пылью, плечи приподняты. Было видно, что ему не хватает воздуха. Базар и дорога утомили его.

Поверга ревниво обошел лошадей, осмотрел крупы, где обычно остаются пыльные следы от ударов кнутом. Серых полос не было. Открыв опалку, посмотрел, много ли осталось овса. Удовлетворенно хмыкнув, дядя Павло степенно уселся на скамейку и тронул вожжами.

Телега неспешно покатилась вниз по селу, увозя деда, а с ним целый день, проведенный на станции. Только сейчас я заметил, что заднее колесо телеги со стороны моей правой руки сильно виляет, оставляя в дорожной пыли гладкий правильный зигзаг.

Я вошел в дом. Отец уже развернул сверток, выкладывая на стол купленное на базаре. Круг вкусной колбасы, синьку и ваниль, сразу распространившую по комнате запах праздника. Отец развернул, упакованный в серую бумагу, еще один сверточек. Там были полосатые кортовые штаны и зеленая в мелкую клеточку рубаха с длинными рукавами. По небольшим размерам я понял, что это для меня.

— Примерь.

Я оделся. Все было впору, если не считать слегка опускающихся на мои сандалии штанины брюк и свободный ворот рубашки. Это была поправка на вырост. Отец постоянно покупал вещи для всей семьи, не примеряя. И всегда все было впору.

В этом же году у меня случилось еще одно, совсем недалекое путешествие, в Мошаны. Отец взял меня с собой в поездку за необожженным кирпичом, из которого строили русские печи.

Эта поездка запомнилась тем, что я никогда еще не видел такого множества желтых кирпичиков в одном дворе сразу. Кирпичи были повсюду. Совсем еще сырые на длинной доске, лежащей прямо на земле. Кирпичи делали две женщины. Одна была совсем старая, одетая в темно-серое.

Седые, почти белые волосы чуть выбивались из-под черного платка, низко повязанного на лоб. У молодой ноги были желтыми выше щиколоток. Подоткнутая юбка, светлый платок на голове. В неглубокой круглой яме она вымешивала глину ногами, периодически брызгая на глину водой из большой черной кружки.

Положив блестящую от воды форму на доску, женщины набрасывали в нее глину, старательно утаптывая ее кулаками. Натолкав полную форму, ножом с двумя ручками они срезали глину по верху формы и, побрызгав с помощью веника водой, заглаживали специальной дощечкой. Затем форму извлекали и на доске оставались очередные три мокрых кирпичика. Кирпичи сохли под навесом. В выложенных шахматным порядком пирамидах на завалинке, под стрехой сарая, в самом сарае, — всюду были кирпичи.

Окидывая взглядом кирпичево царство, я был уверен, что смогу делать кирпичи не хуже, если отец поможет мне вымешивать глину. И незачем ездить, да еще и платить деньги.

Погруженный в мои творческие планы, я не заметил, как очутился возле крохотной, совсем игрушечной печурки, расположившейся прямо на земле под навесом. Печка была совсем как настоящая, соединения маленьких кирпичей были любовно отчерчены. Припечек был гладкий, ровный, как будто его каждый час хозяйка подметала мягким веником. Очарованный, я заглянул в печку, хотя понимал, что огня я там не увижу.