Реквием

Я намерен доказать вам состоятельность моих возражений. Совсем несложные рассуждения приводят меня к мысли, что вы ко мне относитесь предвзято. На каком основании? Я понимаю, почему вы настаиваете. Вы даете мне почувствовать зависимость от вас. Кто-то встал на моем пути, подкапывается, метит на моё место? Предлог подвернулся? Интриги для меня не новость, хотя я совсем в них ничего не понимаю, но такой вывод напрашивается сам собой, – с обидой закончил Суханов и сел, нахмурившись.

Позади выступающего слабо ахнул женский голос:

– Вот учудил так учудил!

Елена Георгиевна поморщилась, осуждая ребяческую несдержанность Суханова, с шумом положила на стол скрещенные руки и сильно сжала их. «Сморозил глупость, Алексей, слишком импульсивный. Ну никак не можешь без подобных поступков! Не мужской почерк. И кто это сказал, что без восхитительных глупостей жизнь скучна? Где бы найти эти восхитительные? Мне что-то всё больше печальные на пути попадаются», – затревожилась она о своём бывшем аспиранте.

– Ого! – кратко, но выразительно выдохнул какой-то эмоциональный слушатель в противоположном конце зала.

– Душераздирающая сцена! Ой, Суханов в разнос пошел! Картина ясна как божий день: не успел вооружиться стойкостью, не смог найти простой способ уладить свои дела, убедился в бессилии своей ярости и взвинтил себя до истерики. Нервы сдали у бедненького. В порыве негодования забыл даже, чему учили в школе? Если необходимо сослаться на авторитеты, я – всегда пожалуйста. Или не тревожить память великих педагогов по пустякам? – тихо выстрелила в адрес злополучного оратора Инна и, хихикнув сквозь сжатые зубы, спряталась за головы впереди сидящих.

Нечёткие фигуры на заднем плане аудитории не издали ни единого звука, только заколыхались, словно водоросли, подхваченные игривой волной.

Казалось, после по-детски наивных слов поражение Суханова было очевидным, тем более что Иван Петрович начал нервно потряхивать плечами, что являлось явным признаком раздражения. И по лицу зама прошла тень недовольства. Елена Георгиевна тут же подумала о них: «Странный, но, в общем-то, интересный, а может быть, даже… временно удачный альянс у шефа с замом».

Иван Петрович, не привыкший к такой неприличной откровенности подчинённых, грозно насупив брови, бросил в зал сакраментальную фразу:

– Это всё, на что вы способны?!

Потом удивленно заявил:

– Не пойму, чего вы добиваетесь, что за странная постановка вопроса? Почему избрали такую оригинальную линию поведения? По принципу: а пусть мне хуже будет! Никаких более веских доводов вы не могли привести? Из всех ваших оправданий и высказываний последнее было наименее удачное. Предположение, скажу я вам, явно взято с потолка, продиктовано эмоциями, к тому же далеко не умными. Не разговор, а мелодрама у нас выходит, массаж для нервной системы. Во всяком случае, согласитесь, пальма первенства в произнесении подобных спасительных сентиментальных фраз обычно принадлежит некоторому типу женщин. Это дамский козырь, их своеобразная манера выражаться. С той, однако, разницей, что женщин она мило украшает, а нас, мужчин, – нет. Держите чувства в узде, не распускайтесь. С полным правом у меня возникает вопрос: откуда у вас такое сползание на чрезмерную, нервную чувствительность? Почём знать, может, я тут что-то проморгал?.. – жёстко съехидничал Иван Петрович.

Ирония шефа вызвала у зама лёгкую улыбку, которая не ускользнула от внимания Елены Георгиевны.

«Ох, боюсь, взорвется сейчас Суханов. И понесла же его нелегкая переводить спор в такую плоскость. Крупная осечка. Вляпался в историю. А тут ещё Инна лезет не в свои сани, подзуживает. Карты Алексею путает, а ему и так трудно перестраиваться. Брякнула и сидит неподвижная и непроницаемая, как сфинкс, приличие, когда не надо, соблюдает, – раздражённо думает Елена Георгиевна. – Кто же стерпит, когда его выставляют в невыгодном, даже подозрительном свете. Что он предпримет, чтобы оправдаться? Эх, Алексей, тебе бы не выдавать своего настроения. К чему всем эта твоя мнительность? Может, и посочувствуют, но уважать перестанут. Такая тактика унизительна и бесперспективна. А ещё тебе бы увеличить дистанцию между собой и руководством».

Разговор начал принимать нежелательный оборот. По залу, как огонь по скопившемуся в низине тополиному пуху, пробежал тихий, веселый смешок.

– Кто бы возражал, – радостно поддакнула шефу Инна, ободрённая неуверенностью Суханова.

Лицо её меняло выражение без малейших усилий. Сейчас оно сияло детским восторгом. Её прямо распирало от гордости. Повезло. Вклинилась!

Иван Петрович метнул в её сторону сначала недовольный, потом грозный взгляд. В ту же секунду на безразличной физиономии Инны уже не читалось ни осуждения, ни одобрения. Паинька.

Суханов стоит как оплёванный, мнётся и незаметно для многих проводит большим пальцем себе поперек горла.