Реквием

Мгновенье тьмы и тишины, в которой слышно дыхание Директора. На конце эстрады, откуда появлялись актеры, – бледный могильный свет, неясное озарение; будто сотни светляков или мокрых гнилушек зажгли свое сияние. Сотканный из света, возникает неясный волнующий образ женщины, которая была прекрасной.

Голос Директора (в темноте). Боже мой! Образ движется.

Маскированный. Взгляните на наших деревянных зрителей, господин директор: даже они взволнованы. Кто это проходит?

Директор. Оставьте меня.

Образ движется.

Маскированный. Или в вашей труппе есть актеры, которые вам незнакомы, господин директор? Но мне кажется, что это вам знакомо.

Смеется. Свет гаснет. Молчание. Тьма. И когда вспыхивает свет лампочек, все является на своем месте: пустая эстрада, намалеванные зрители, а в промежутке высокий черный человек в черной маске и Директор. Но Директор очень бледен – почти как призрак.

(Говорит ласково.) Вы устали, господин директор? Я вас утомил? Вы так бледны.

Директор. Легкое нездоровье.

Маскированный. Но тогда вам необходимо лечиться, мой дорогой. Я пришлю вам своего доктора.

Директор (кланяется). Я польщен вниманием Вашей светлости. Но где прикажете приготовить вам место на завтрашний спектакль? Здесь? (Указывает на пустое кресло, стоящее в одном ряду с намалеванными зрителями.)

Некоторое время смотрят друг на друга.

Маскированный (говорит медленно). Нет.

Директор. Но…

Маскированный. Нет. Я приду только к концу представления.

Директор. Когда застрелится актер?

Маскированный. Да, приблизительно около этого часа.

Директор (в сильном волнении схватывает его за руку и бормочет). Но я умоляю вас!.. Придите раньше. Придите к началу… Вы меня пугаете… Кто вы? Вы как тот неизвестный, который пришел к Моцарту и заказал ему Реквием и больше не являлся, а Реквием звучал над Моцартом, над Моцартом. Не вы ли приходили к Моцарту?

Маскированный. Нет.

Директор. Вы лжете.

Маскированный. А вы забываетесь.

Директор (угрожающе шепчет). Говори, или я сорву с тебя маску.

Молчание.

Маскированный (отвечает спокойно и весело). Если это игра, то спектакль еще не начинался, господин директор? Что с вами? Вы знаете прекрасно, зачем я к вам пришел, и я слышу явственно, как в вашем кармане побрякивает мое золото. Или я вам не доплатил? Скажите, и вы получите сполна. Но вы очень бледны, мой дорогой.

Директор (хмуро). Простите меня, Ваша светлость. Но с тех пор как я имею дело с актерами…

Маскированный. Вы легко теряете границу… я понимаю вас. Итак, до завтра. Надеюсь завтра видеть вас вполне здоровым – я так доволен вами, что было бы жаль, было бы жаль. Но во всяком случае я пришлю своего доктора. Да, да, не возражайте: если не для вас, то он пригоден будет для актеров ваших – чтобы констатировать их смерть. Без этого ведь не хоронят, так, кажется? Хотя я надеюсь, что это будет театральная смерть, не так ли? – та смерть, после которой мертвецы с друзьями и любовницами идут в веселый кабачок и там гуляют до утра. Отнюдь не больше, господин директор, вы такой шутник, я знаю вас… Нет, нет, не провожайте меня, я сам найду дорогу. Прощайте.

Последние слова доносятся уже из темноты. Директор, словно окаменевший в позе почтительного поклона, медленно распрямляет спину, откидывает бледную голову и смотрит вслед ушедшему. Там хлопает одна дверь, другая – и еще их словно подхватывает ветер, и закрываются они с громким, все удаляющимся стуком. Тишина. С внезапной резкостью Директор кричит:

Эй, вы. Пойдите сюда!

Из темноты, как более тяжелый сгусток ее, появляется Режиссер. Молчаливо ждет.