Реквием для хора с оркестром

— Тамбовский волк тебе милый друг, — буркнул по привычке Гаврилыч.

— Куда идем? — зевнув, осведомился Эдуард.

— Гмыря допрашивать, — сказал Гаврилыч. — Если он очухался. А если нет — переведем его в камеру — нечего зря комнату для допросов занимать.

— Ладушки, — согласился Эдуард. — Только нужно конвойного захватить. Мы же теперь не простой участковый, а городской участковый. У нас — целый штат помощников есть.

— Знаю я, — проворчал Гаврилыч.

Из-за поворота — навстречу Эдуарду Гаврилычу — вывернул тот самый новобранец. Облизываясь, он нес в руках остатки сожранного подследственного, и Гаврилыч, глянув на эти остатки, крякнул и с досадой подумал, что из только что сочиненного им документа придется вычеркнуть «нога — 1 штука», потому что никакой ноги уже не было. Заметив Эдуарда Гаврилыча, новобранец быстро вытер губы и ускорил шаг.

— Отставить! — загремел Гаврилыч. — Остатки сдай в каптерку! Быстро!

«Хорошо, что каптерка — следующая дверь, — подумал Гаврилыч, — а если бы ему на другой этаж надо было бы идти, ни хрена он не принес бы. Все съел по дороге».

Дождавшись, когда новобранец выполнит приказ, Гаврилыч скомандовал ему:

— Смирно!

И потом:

— За мной! Поможешь подследственного перетащить. Под моим личным наблюдением!

— Слушаюсь! — ответил новобранец.

* * *

Гмыря Эдуард Гаврилыч застал в той же позе, в которой и оставлял.

— Интересно, — сказал на это Эдуард, — он что, не проспался еще?.. А чем это тут пахнет? Чувствуется… м-м… некоторое амбре.

— Да, — с чувством проговорил Гаврилыч, — воняет смачно. Только вот— чем?

— Какашками, товарищ капитан! — гаркнул новобранец, подумав, что вопрос адресуется ему.

— И в самом деле, — принюхавшись, определил Эдуард.

— Ага, — подтвердил Гаврилыч, — говнецом потягивает. Он обделался, что ли? А штаны вроде сухие.

— Лужа на полу, товарищ капитан, — обратил внимание новобранец.

— Значит, обделался, — произнес Гаврилыч, — от пьяни и не такое бывает.

— Странно, — проговорил Эдуард, отличавшийся от Гаврилыча некоторой склонностью к логичности мышления, — как он мог обделаться, не замочив штанов? Снял, а потом надел?

Новобранец, снова подумав, что вопрос адресуется ему, пожал плечами и сказал:

— Не могу знать.

Гаврилыч, судя по всему, тоже хотел что-то выразить по этому поводу, но не успел. Дверь н комнату допросов, которую новобранец по неведению забыл запереть за собой, вдруг распахнулась. Эдуард Гаврилыч развернулся к двери, готовя уже двумя головами одновременно негодующее замечание тем, кто осмеливается без стука врываться и мешать людям работать, но вдруг осекся.

Дверь тихо затворилась за вошедшими.

— Вы кто? — спросил Гаврилыч почему-то шепотом.

— Да, позвольте узнать? — спросил и Эдуард, уже почувствовавший, что испытывает по отношению к вошедшим необъяснимый страх.

Их было двое — совершенно одинаковые невысокие фигуры, закутанные в черные балахоны с ног до головы (если у них были ноги и голова, что не представлялось возможным выяснить, так как широкие балахоны не давали никакого понятия об очертаниях).

— Что происходит? — взвизгнул Эдуард.

Складка одного из балахонов шевельнулась, и на свет показался небольшой бластер. И Эдуард, и Гаврилыч тут же узнали конфигурацию бластера — военного образца последней разработки — сжигает все, что попадается на пути луча за несколько незначительных долей секунды. В Первом загробном мире такие бластеры, между прочим, давно были сняты с производства.

Эдуард Гаврилыч поднял руки вверх. Новобранец подумал и последовал его примеру. Впрочем, новобранец, кажется, не понимал серьезности происходящего, потому что вдруг наклонился к Гаврилычу и шепотом спросил:

— А если я их выведу отсюда, вы позволите их съесть, товарищ капитан?

Эдуард Гаврилыч ничего не ответил — даже не кивнул нисколько ни одной из своих голов, боясь того, чтобы непрошеные гости не истолковали какое-либо действие с его стороны как сопротивление и не открыли огонь. Бластер стреляет бесшумно, а разрушительная сила его луча такова, что не успеет Эдуард Гаврилыч пикнуть, как от него не останется даже мокрого места. Но новобранец был поистине человеком отчаянной храбрости или несусветной глупости — потому что он, строго нахмурившись, двинулся на черных незнакомцев, широко раскинув руки, как будто хотел обнять сразу обоих.

Черный балахон поднял бластер.

«Что же я скажу Сулейману ибн Сулейману?» — успело пронестись в неповоротливых вообще-то мозгах Гаврилыча, и новобранца, имя которого никто так и не узнал, не стало. Только хлопья пепла опустились на пол.

— Убили, — с дрожью в голосе проговорил Эдуард, — ах, вы его уничтожили…

— Не болтай ерунды, мусор, — металлическим голосом произнес один из черных балахонов, кажется, тот, у которого был бластер, — уничтожает только аннигилятор. Твой подручный перешел в другую фазу существования… в другой мир. А теперь, если не хочешь оказаться там, где оказался он, отойди от арестованного.