Реквием для хора с оркестром

— Развели бардак, — недовольно покосился Махно на жужжащую под потолком муху, — если так дальше пойдет, у нас и тараканы заведутся. И как только эти мухи проникают в подземелье? Все входы и выходы закупорены тщательно — маленький комарик не пролезет, а тут такая здоровущая.

— Так это одна и та же муха, — отвечал Рододендрон, — я ее давно уже здесь вижу. Залетела, наверное, когда-то, а потом мы входы и выходы законопатили. Ей деваться некуда, вот она и живет тут. А что? Не мешает. Даже наоборот — Барсю вот развлекает. Сначала Барся на полном серьезе за ней гонялась, а теперь они типа играют.

— Отставить игрушки во время стояния караула! — приказал Махно. — Перенести на личное время. Ладно, не об этом речь. Открой-ка нам люк.

— Какой? — переспросил Рододендрон.

— Тот самый, — ответил Махно, — какой… В этом крыле подземелья только один люк.

— Наружу? — изумился Рододендрон.

Махно кивнул.

— Начинаем переворот? — помедлив, шепотом спросил Рододендрон. — Неужели? Наконец-то…

— Ничего мы не начинаем, — терпеливо пояснил батька. — Просто боец Никита получил одно ответственное задание, которое обязательно должен выполнить как можно скорее. И чем быстрее ты откроешь люк…

— Понял!

Козырнув по-военному, Рододендрон ринулся к противоположной стене, где темнел массивный металлический люк с ручкой посередине. Произведя какие-то замысловатые манипуляции с ручкой, он толкнул люк ногой. Железо натужно заскрипело, но не поддалось. Тогда Рододендрон стал бить кулаком в люк и скоро выбил неправильной формы круг оранжевого света.

— Готово, — почему-то шепотом проговорил он, отходя в сторону.

— Иди, — сказал Махно, обращаясь к Никите.

Никита шагнул к открытому люку, но вдруг слетевшая с потолка огромная муха спикировала вниз, едва не сбив Никиту с ног, — метнулась к люку и, отчаянно завизжав, забилась в зубах у вовремя подскочившей Барси.

— Молоток, — похвалил Рододендрон тигрицу, — хорошая реакция.

Барся осторожно держала муху за крыло, очевидно, решая, как поступить со своей пленницей в дальнейшем.

Никита пожал плечами и полез в люк.

— Осторожнее там! — крикнул ему напоследок Махно. — Не лезь на рожон! И помни: увидел ифрита — прячься! Не можешь прятаться — беги! Только не приведи за собой хвост.

— Знаю, — отозвался Никита, который заметно повеселел в предвкушении первой за долгое время добровольного заточения прогулки, — не маленький. Да что ифриты — они по двое ходят, а двоим-то я всегда наваляю…

— Черт! — скривился батька, как от зубной боли. — Сколько раз просил не произносить при мне этого слова…

— «Наваляю»? — удивился Никита, но тут же вспомнил имя местного правителя, полностью созвучное форме только что озвученного глагола — На Вал Ляю. — Забыл, Нестор, извини. Я ведь из-за этого На Вал… уже один раз чуть не схлопотал. Пошел с полуцутиком в кабак, пообещал навалять кому-то, а тут на меня и накинулись — не произноси, мол, всуе… Едва ушел. Странное у него имя какое-то. Еще бы назвался — Вре Жу. Или — Дам В Торец. Или Пробью В Контрабас…

— Слышали про твои похождения, — проговорил Махно, — не держи долго люк открытым. Валяй… В смысле — давай. И возвращайся поскорее. Условный стук ты знаешь.

— Знаю, — сказал Никита и исчез в люке.

Рододендрон тут же закрыл за ним люк и с помощью той же ручки запер замок.

Махно одобрительно кивнул ему. А Барсю легонько шлепнул по загривку.

— Выпусти муху, — сказал он. — Жрешь всякую гадость…

Барся послушно разжала клыки. Муха вылетела из ее пасти, но не взлетела под потолок, а почему-то ринулась к люку, ударилась о железо и шлепнулась в грязь. Снова поднялась и снова приложилась башкой о запертый люк. Упав и на этот раз, она лежала почти два сглота, но поднявшись в воздух, опять принялась безуспешно штурмовать непреодолимую преграду.

— Странная какая-то, — пожал плечами Махно.

— Одно слово — насекомое, — поддакнул Рододендрон. — Не существо, а одно недоразумение.

Барся согласно тявкнула.

* * *

Бывший участковый, бывший капитан Городской милиции, а ныне скромный выпивающий пенсионер ифрит Эдуард Гаврилыч сидел за столиком в городском кабаке «Закат Европы» перед кувшином «бухла». Медленно и тоскливо опустошая кувшин — он последнее время все делал медленно и тоскливо, — Эдуард Гаврилыч предавался печальным воспоминаниям и вообще невеселым мыслям по поводу несовершенного устройства миров в целом и загробного мира в частности.

— Да, — вздохнул Гаврилыч и разлил «бухло» по кружкам. — Выпьем?

— Выпьем, — согласился Эдуард.