— Фактически, оно было провальным с самого начала, — сказал я. — Гемма с самого начала использовал Ёсио-доно, точнее его деньги, для организации «чумы» в этой провинции, а после намеревался сделать из него «громоотвод» гнева Токугавы. Теперь уже это не имеет никакого значения. Думаю, все кроме нас и команды корабля мертвы.
— К берегу что-то приближается, — заметил Кэнсин. — Скорее всего, кусок палубы корабля.
Я пригляделся.
Дзюбей лежал на куске палубного настила, отломанного им для того, чтобы сделать возвращение наиболее комфортным. Всходило солнце, начинался четвёртый день с тех пор, как Никотин всадил ему в руку отравленный сюрикэн, а наёмник был всё ещё жив. Выходит, старый монах обманул его.
— Последний поцелуй Кагэро спас тебе жизнь, — на кусок палубы запрыгнул Никотин. — Она была отравлена куда сильнее, чем я думал.
— Пошёл ты, — отмахнулся от него Дзюбей, как обычно после таких потрясений на него обрушилась абсолютная апатия.
— Встретимся в Химэндзи, — бросил старик. — За мной пятьсот золотых.
Дзюбей лихо метнулся и коротким ударом разрубил рукав кимоно Никотина — в воду попадали золотые слитки.
— Чиновник с большими рукавами, — усмехнулся Дзюбей. — Ты рисковал жизнью из-за золота. — Наёмник сел обратно на палубу. — Проваливай, пока я такой добрый.
Никотин покосился на него здоровенным выпученным глазом, но промолчал, а Дзюбей, уставший от его присутствия, прыгнул за борт.
— Безумец, — покачал головой монах-шпион.
Дзюбей вышел из морской пучины, словно древний бог. Наше присутствие на берегу его ничуть не беспокоило. Кэнсин поднялся, положив руку на меч, но я жестом велел ему успокоиться.
— Пусть идёт, — отмахнулся я. — Он нам не враг. Он спас меня, когда Гемма вышвырнул меня за борт.
— Я не видел кого ловлю, — бросил Дзюбей, проходя мимо.
— Однако не кинул обратно, когда увидел, — усмехнулся я. — А кто был настоящим шпионом Токугавы? Ведь такой здесь есть.
— Есть, — кивнул Дзюбей. — Он из ордена Фукэ-сю.
Мне хватило этих слов.
Никотин торопился. Он бежал через лес, не особенно разбирая дороги. Враги сёгуната всё же вышли на него, хоть он и покинул остров Кита. В городе им (монахом в большой соломенной шляпе, если быть точным) интересовался знакомый по Сата парень со шрамом на щеке, а значит и странный человек в материковой одежде где-то рядом. Остановил Никотина характерный щелчок тандзю, монах бросил несколько взглядов по сторонам и увидел того самого одетого как гаидзин человека. Он сидел на стволе поваленного дерева, держа в каждой руке по тандзю.
— Жаль, что я не успел выйти на своё начальство, — вслух посетовал Никотин, — так что меня не стоит убивать.
Слова эти прозвучали удивительно жалко. Никотину всегда казалось, что смерть его не может страшить, он-то уж своё пожил. А вот нет, всё равно страшно умирать, цепляется за жизнь всеми способами. Даже такими жалкими.
Размышления его прервал выстрел.
Глава 5
— Ходят слухи, — произнёс толстый хозяин постоялого двора, наливая мне сакэ, — что в Химэндзи нынче неспокойно.
— Неспокойно, — рассмеялся сидевший за соседним с нами столом молодой самурай, — это ещё мягко сказано. Настоящая война, вот как это называется. Самая прибыльная профессия в столице нынче — телохранитель. — Самурай попытался налить себе ещё сакэ, но его кувшинчик оказался пуст. — Ещё! — крикнул он хозяину, швыряя ему упаковку монет прямо в бумажном кошельке. — На все.
Я пересел за его стол, сделав знак Кэнсину оставаться за тем, что занимали мы.
— Ты пьёшь с самого утра, как сказал мне хозяин, — заметил я, заказывая себе сакэ. Предыдущий кувшинчик я оставил Кэнсину. — И деньги у тебя не переводятся.
— Этот кошелёк был последним, — мрачно усмехнулся основательно захмелевший, но ясности рассудка (что удивительно) не потерявший. — Пропью его и вернусь в Химэндзи.
— Я думал, что ты бежал оттуда, и не намерен возвращаться.
— Я же сказал, телохранитель — самая прибыльная профессия в Химэндзи. Иной профессией я не владею. Я умею только убивать.
— Почему же не прогулять деньги в самой столице? — удивился я.
— Там всё кишит от шпиков сёгуната и довольно одного доноса, чтобы оказаться в тюрьме и под плетьми сёгунатских профосов. А после и вовсе с кусунгобу[31]
в животе. Здесь же можно спокойно напиться в приятной компании. — Он сделал в мою сторону недвусмысленный жест чашечкой сакэ.Мы выпили и телохранитель продолжал:
— В городе убивают что ни ночь, по утрам находят трупы верных Токугаве людей. И очень многих принуждают совершать сэппуку. Трупы громоздятся на трупы. Скоро в стране не останется благородных людей — одни только хэймины. — Телохранитель рассмеялся долил себе ещё сакэ.
— Я бы на твоём месте не возвращался в Химэндзи, — пожал плечами я, допивая своё сакэ. — Ты потерял цель в жизни, твоя жизнь пуста.
— Знаю. — Телохранитель посмотрел мне прямо в глаза, взгляд его был пуст, как его жизнь. — Вот поэтому-то я возвращаюсь каждый раз в столицу и нанимаюсь телохранителем.