Реквием по братве

Таина нежно любила своих незадачливых родителей и, можно сказать, вообще никогда никого не любила, кроме них. Мечтала скупить всю аптеку импортных препаратов, чтобы мамочка избавилась от раздувшегося зоба и перестала реветь, увидя себя в зеркало; и еще представляла со счастливой улыбкой, как однажды поставит на стол перед отцом огромную, пузатую бутыль «смирновской» водки, которую пьют все порядочные люди, вместо той вонючей тульской или азербайджанской отравы, которую отец ежедневно добывал у какой-то Марфы в супермаркете, — от нее потом мучился изжогой, кашлял с кровью, и на лбу у него выскакивали загадочные фиолетовые прыщи, как у прокаженного.

Нужда в деньгах была основательной, но не главной причиной, заставившей Таину, преодолев гордыню, подгрести к Федьке Захарчуку с его немытой рожей и попросить внести ее в список. Главная причина была скорее морального свойства. Или же мировоззренческого, кто как понимает. Ей надоело выглядеть в классе белой вороной. Из нетронутых девиц осталось только двое, она да Елка Кошевая, но той, видно, на роду написано куковать в одиночестве, уж больно страшненькая, тощая, без грудей и без ног, да еще шепелявая и с белесыми, неопределенного цвета, какими-то прижмуренными, как у больной болонки, глазками. При такой незавидной внешности Елка была умным, неробкой души человеком, верной подругой, но в амурных делах это мало ей помогало. Уже два года она делала отчаянные попытки кому-нибудь отдаться невзначай, хотя бы тому же засаленному Федьке, который, всем известно, не брезговал никакой движущейся целью, но пока ей это не удавалось. Единственное, в чем Елка Кошевая преуспела, так это в том, что с первого класса была круглой отличницей, уверенно шла на золотую медаль и в этом отношении у нее не было соперниц. Другой вопрос, куда она по нынешним временам сунется с этой медалью.

Из принципалок — из тех, кто по моральным соображениям не хотел заниматься блудом, дольше всех, кроме самой Таины, держалась Вика Заманская, по кличке «Цыганка», но месяц назад, на дискотеке по случаю Дня Учителя, и ее улестил, подпоил один из Федькиных подельщи-ков, мальчик красивый, взрослый, не из их школы и вроде даже уже рэкетир, — и заносчивая Цыганка лишилась невинности на полу в раздевалке так же быстро, как пчела стряхивает пыльцу. Теперь получалось, что одна Таина Букина выхваляется и что-то хочет кому-то доказать. Это было наивно, нелепо, несовременно — и выглядело, как обыкновенная умственная заморочка. Вдобавок некоторые из одноклассниц, из самых продвинутых, воспринимали это как личный вызов. Подруги вслух ее не осуждали, хотя прохлада в отношениях постепенно нарастала, зато пацаны стыдили в глаза, и она стала предметом множества специфических, иногда грубоватых шуток и розыгрышей. Лидер класса Савик Павленко, балагур, наркоман и бездельник, каждое утро встречал ее одним и тем же трагически-испуганным вопросом: «Ну как, Тинушка, все в порядке? Уберегла?!» И отвечала она одинаково: «Не переживай, милый… Показать?» Озорник отмахивался: «Не надо, что ты, верю, верю!» — и для всех присутствующих поднимал вверх большой палец: дескать, все путем, пацаны, сокровище на месте. Смешно? Наверное. Но не для нее.

Придя из школы, обязательно находила в сумке что-нибудь соответствующее: порнографический журнал, любовные письма, парочку использованных презервативов и прочее такое. Забавно? Наверное. Но ей надоело.

Никто не желал ей зла, никто не собирался травить, но в конце тысячелетия, в Москве, превращенной в гнуснейший из мировых притонов, нормальная девушка с естественным поведением выглядела почти непристойно и раздражала окружающих, как иногда беспокоит крохотная заноза под ногтем, невидимая глазу. У рыжей кошки, как звал ее Савик, хватило ума, чтобы понять: рано или поздно глухое раздражение, пока выплескивающееся лишь в дружеских шутках, обернется непредсказуемыми действиями, возможно, опасными для ее здоровья. Совсем недавно в 7-Б классе трое девочек и двое мальчишек затащили в подвал свою одноклассницу (тоже, наверное, строила из себя цацу) и не просто забили до смерти железными прутами и каблуками, но до такой степени измордовали, что экстренно вызванные родители с трудом опознали родное дитя. Никого в школе это рядовое событие особенно не удивило — се ля ви! — но для Таины послужило толчком для принятия серьезного решения.