Реквием по Европе

Это было «наше море», связавшее Восток и Запад торговыми и политическими узами. Меня это восхищает с давних пор, к тому же в Восточном Средиземноморье, в Леванте, я много лет назад нашла свою вторую родину. Во французском есть выражение «patrie spirituelle» («духовная родина») – ее-то часто и пытаются найти за пределами отечества. В Библосе, во время ливанской войны 1980-х гг., я твердо поверила в то, что история никогда не останавливается, и это утешает. Когда вокруг – монолиты и руины, повествующие об истории города на протяжении семи тысячелетий, еще одна война или экономический кризис представляются незначительными. В этом уголке мира я часто чувствовала себя защищенной самой историей. Местным жителям здесь свойственно глубокое ощущение вечности. Каким-то образом это связано с их исконным смирением, но еще больше – с окружающей природой, давшей начало и сельскому хозяйству, и городской жизни. В средиземноморской Европе, где Марсель и Алжир – близнецы-братья, меня всегда посещало вдохновение. Но при всей любви к этим местам нельзя забывать и о мрачных временах переселений и изгнаний: и армян с греками из Турции, и турок из Греции, и многих других народов. В Новое время евреи-сефарды были изгнаны из арабских деревень либо поспешили уехать сами, а ранее основание еврейского государства Израиль в такой же степени осложнило жизнь палестинцев.

Несмотря на раздробленность, религиозные настроения, а в последнее время и демографические проблемы, именно Северная Африка и Восточное Средиземноморье унаследовали культуру той давней Европы. Напротив, Скандинавия, с которой римляне не имели дел, за исключением торговли янтарем, никак не связана с этим культурным пространством. Но какое значение имеет для истории подобная систематизация? Все изменяется. Систематизация полезна при исследовании, но не может объяснить, что же составляет суть истории.

Однако я и сама достаточно часто говорю о «систематизации», если речь заходит об отношениях с арабским миром. Например, указываю, что самоидентификация Европы связана с извечным стремлением отгородиться от неведомого Востока. В определенной степени разделение на «свободный мир» и «жестоких восточных тиранов» началось в античной Греции. Насколько мне известно, начало этому антагонизму положили в V в. до нашей эры войны между греческими полисами и персидской державой. Тут – свободный западный мир, там – жестокая восточная тирания. С тех пор такая расстановка сил постоянно повторяется в мировой политике: в эпоху Великого переселения народов, монгольских завоеваний, Османской империи и так далее вплоть до настоящего времени, когда врагом становится в первую очередь Иран. Однако 17 000 санкций ЕС демонизируют Россию еще сильнее, чем Исламскую Республику. Известные ученые от Лондона до Берлина разделяют подобные предубеждения точно так же, как многие жители западных стран проклинают Россию и чураются всего русского. И началось все это не в 2022 и не в 2014 г., когда отношения с Москвой обострились из-за Украины. Озабоченность радикальной политикой исламистов встраивается в это мифологизированное противостояние точно так же, как внушаемый пропагандой иррациональный страх перед Россией. Еще активнее, чем пару десятков лет назад, «Запад» и прежде всего Европа под эгидой ЕС позиционирует себя как благословенное средоточие свободного мира, великих ценностей и неповторимости. При международных контактах представители этого лучшего мира часто ведут себя как гувернантки, поскольку ЕС достиг высшего мастерства в установлении правил поведения и наказании за проступки санкциями. В какой степени жертвами такого поведения станут граждане и адекватность европейского правопорядка, покажет будущее. Перспективы не радуют, так как ЕС перевернул с ног на голову свои собственные уложения, нарушает договоры и прежде всего подрывает веру в правовое устройство.

С точки зрения современного Востока Европа выглядит не слишком привлекательно. Некоторые с удивлением смотрят на то, что произошло и продолжает происходить между Берлином, Парижем и Лондоном на волне миграций, пандемии, а теперь и конфронтации с Россией. Многим европейским странам еще предстоит испытать то, с чем людям в Бейруте и Багдаде приходилось десятилетиями справляться из-за войн и интервенции Запада: отсутствие энергоснабжения и разрушение инфраструктуры. Разобщенное европейское общество утратило то единство, которое было в послевоенные годы. Традиционные большие семьи сохранились только в среде мигрантов. Зато они обычны для их родных стран, лежащих к востоку и югу от Европы.

О закате Европы