Реквием по Европе

И все же Франция справляется с интеграцией миллионов иммигрантов из своих бывших колоний гораздо лучше, чем Германия, Скандинавия или Австрия, потому что язык, о котором много говорят как о критерии интеграции, во Франции – не главная проблема. В то же время это показывает, что владение языком не решает многих проблем, от которых страдает общество в ЕС.

Швейцарский писатель Макс Фриш сказал в 1965 г., когда произошли первые воссоединения семей: «Мы звали рабочих, а пришли люди». Следующие поколения приживались по-разному. Хотя о Франции говорят больше всего, Германии, Швеции и Австрии придется намного тяжелее из-за того, что происходит с их демографией.

И речь здесь не только об уличном насилии, особенно о нападениях на женщин, так называемых убийствах чести, которые происходят почти еженедельно. Демографические изменения в обществе, о которых часто говорят сторонники неконтролируемой иммиграции, выдавая их за многообразие и культурное обогащение, приводят к социально-политическим сдвигам. После достижения критической массы интеграция утрачивает важность. Начиная с детского сада и заканчивая супермаркетом и медицинским обслуживанием, люди могут существовать изолированно в рамках соответствующей диаспоры и не участвовать в общественной жизни. Как обществу в широком смысле слова сосуществовать с параллельными сообществами? В исключительной ситуации, если, например, рухнет снабжение основными товарами и услугами, все ли добровольно сплотятся в подобных крайне уязвимых обществах? Или же те, кто живет большими семьями, будут иметь преимущество перед множеством одиночек, не обязательно пожилого возраста?

Демография неизменна точно так же, как география. Политические и экономические системы можно легко изменить в течение одного дня. А вот структура населения – совсем иное дело. И демография – одна из многих причин раскола, потому что речь уже давно не о пенсионном обеспечении и необходимости иммиграции. Речь – о сплоченности общества и о том, как оно живет со своим европейским наследием.

За 17 месяцев, проведенных в Ливане, я успела соскучиться по Европе. Для меня Европа – это поход на концерт, прогулка по парку и интересная беседа. Все это я вновь обрела в Санкт-Петербурге, где есть и Париж, и Венеция, и Амстердам, и русское приволье. Это чудо архитектуры и воли к жизни – один из самых красивых мегаполисов Европы. Сколько всего пережил этот город! Самая мрачная глава – это, несомненно, блокада Ленинграда, когда солдаты немецкого вермахта почти на 1000 дней отрезали город от снабжения, и не менее миллиона жителей умерли страшной смертью. Те, кто не умер, выживали, питаясь крысами, а то и человечиной. Это был ад на земле. Один из выживших – 91-летний дирижер Владимир Федосеев, много лет дирижировавший Венским симфоническим оркестром. Но теперь ему это запрещено, так как он продолжает давать концерты в России. Из-за войны на Украине Австрия замалчивает все прошлые преступления против деятелей искусства и просто людей и не стыдится запрещать русских – даже тех, кому много лет назад пришлось заплатить кровью за чужие военные преступления.

За всю свою жизнь в Австрии я лишь однажды видела по телевидению документальную передачу о блокаде Ленинграда; ни в школе, ни после нее я не слышала об этом преступлении гитлеровского вермахта. Иначе дело обстоит с не менее страшными событиями Холокоста или восстания в варшавском гетто. Победа над национал-социализмом преподносилась нам в школе как победа армии США. Роль Советского Союза преуменьшалась, особенно в Австрии, из-за множества личных переживаний во время оккупации союзниками в 1945–1955 гг. У каждой семьи была своя история, передаваемая из поколения в поколение. Я родилась в 1965 г. и выросла на таких рассказах.