Реквием по Победе

Артиллеристы тут же подхватили такой знакомый всему советскому народу клич и, поднявшись чуть ли не во весь рост, ринулись на оставшихся немцев, которые продолжали отстреливаться, а пули их ранили или убивали бойца за бойцом.

Остроухов уже ничего не чувствовал: ни ненависти, ни страха. Было лишь одно – животное желание выжить. Его ППШ строчил почти беспрерывно, поражая фрица за фрицем, тени которых валились на землю, а крики разрывали округу.

Как-то незаметно бой стал затихать. Уже не доносилось выстрелов, а лишь стоны боли оставшихся бойцов батареи.

Остроухов чувствовал себя опустошённым. Он не до конца понимал, что произошло. Но тут, его взгляд упал на часы. Без пяти двенадцать. Операция! Точно! Им надо стрелять! А он остался единственным офицером здесь.

– Батарея! – захрипел он. – Сколько нас осталось?

– Мало! – отозвался кто-то из бойцов. – Почти все раненые.

– Слушай поверку! – скомандовал офицер и принялся по памяти называть фамилии бойцов. Отозвалось лишь двенадцать.

– Батарея, слушай приказ! – продолжил он, чувствуя, как силы возвращаются к нему. – Подготовить орудия! Будем выполнять поставленную задачу оставшимися силами! Вопросы?

– Никак нет! – раздался слабый ответ хором из оставшихся ребят.

– Приступить! Гавриленко, – обратился он к красноармейцу-связисту. – Соедини с «тополем».

***

Остроухов нервно поглядывал на часы.

До назначенного часа оставалось три минуты, а батарея всё не выходила на связь. Он уже начинал думать о плохом, когда сержант-связист обратился к начальнику штаба, стоявшему рядом:

– Товарищ полковник, на связи «осина»!

Генерал тут же поднялся с места и сделал жест офицеру стоять на месте, а сам взял рацию:

– «Тополь» на связи!

В ответ раздался такой родной, но приглушённый радиоволнами голос:

– «Тополь», говорит «осина»! Расположение было атаковано развед-диверсионной группой противника! Враг уничтожен! Имеем потери!

Генерал вздохнул с некоторым облегчением, однако, продолжил:

– «Осина», приступить к выполнению поставленной задачи!

– Есть! – бодро раздалось в ответ.

– Удачи, сынок! – уже чуть тише сказал генерал. – Не подведи! Конец связи!

Остроухов вернулся на своё место и закурил очередную папиросу.

– Что там, товарищ командир? – нетерпеливо спросил полковник.

Генерал выпустил дым.

– Кажется, Сенька теперь комбат…

***

Орудия были приведены в полную боевую готовность. На позициях стояли израненные артиллеристы, с кое-как перевязанными руками и ногами, в изорванных гимнастёрках, пропитанных кровью, а на спинах висели трофейные винтовки и «шмайсеры».

Младший лейтенант был взъерошенным и грязным. Лицо его, казалось, постарело на десять лет, а то и больше. Однако вид его был решительным.

Он смотрел на свои часы, показывавшие несколько секунд до заветного времени.

– Батарея! – скомандовал офицер уже ровным, не хрипящим голосом. – По врагам Советской Родины огонь!

Раздался залп.

Небо на секунду озарилось несколькими вспышками от стволов орудий…

В штабе корпуса слышали начало канонады. От этих звуков генерал невольно улыбнулся, сидя за столом с картой.

– Батарея открыла огонь, товарищ комкор, – доложил полковник.

Остроухов кивнул.

– Молодец, комбат. Ничего не скажешь…

Он всё ещё улыбался, ибо понимал, что его сын, его Сенька, который ещё вчера был совсем мальчишкой, буквально у него на глазах стал мужчиной. И этот самый мужчина справился!

– Привести остальные силы в полную боеготовность! – скомандовал генерал. – Готовимся наступать!

Недострелённый

Рука упала в пропасть с дурацким звуком: «Пли!» —

И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли.

Но… слышу: «Жив, зараза! Тащите в медсанбат —

Расстреливать два раза уставы не велят!»

В.С.Высоцкий

В ночном лесу то и дело раздавался довольно громкий шелест и хруст веток. Сквозь деревья и мглу не было видно, что там творится, лишь иногда мелькали какие-то странные силуэты, которые тут же исчезали за очередным стволом и кустарником.

Со стороны могло показаться, будто стая волков загоняет оленя или косулю. Отчасти это было действительно так. Если бы не крики, то и дело прорезавшие ночь:

– Sie sind da! Schneller!2

Только благодаря этим голосам становилось понятно, что «волками» были немцы, гнавшиеся за кем-то.

«Косулей» или «оленем» – тут уж трудно разобрать – был советский разведчик. Он мчал сквозь колючие ветви деревьев и кустарники, то и дело оглядываясь и пригибаясь от, иногда звучавших, выстрелов в спину. Его лицо было всё исцарапано иголками ёлок, а гимнастёрка, пропитанная потом настолько, что можно было выжимать.

По земле он волок за собой что-то на подобие туши. Пожалуй, будь он охотником или лесником – можно было бы подумать так. Однако вместо дичи, сержант волок немца с простреленной ногой, который пытался что-то мычать и кричать сквозь кусок ткани, которой был связан его рот.