Реквием по Сальери

То ли от старости, то ли от дрянного спирта, но Антонин Иваныч задумал шутку совсем уж бородатую и дурного тона - отправился поздним вечером по перестройкинскому бездорожью на телеграф и послал срочную телеграмму, воспользовавшись сонной и неопытной телеграфисткой (а сколько раз ее предупреждали: "Анюта, не спи на работе!"):

ТЕЛЕГРАММА

БЕТХОВЕНАМ, ШУБЕРТАМ, ЛИСТАМ, ВСЕМ СОВЕТСКИМ КОМПОЗИТОРАМ

ТОЛЬКО ЧТО СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАЛСЯ САЛЬЕРИ

ПОХОРОНЫ ЗА ВАШ СЧЕТ

САЛЬЕРИ

И ни слова о Моцарте.

2

К прежней обстановке ЦДКомпозиторов добавляются:

японский телевизор,

небольшой складик ксероксов и компьютеров,

коллекция пустых причудливых бутылок

с иностранными наклейками,

пустые коробки из-под гуманитарной помощи

и прочие приметы нашего времени.

Так конечно порядочные люди не поступают. Хочешь, чтобы тебя уважали, - умирай честно и не будоражь общественное мнение. Но, что дозволено Юпитеру, то затравленному старику простительно. Тем более, Антонин Иваныч под телеграммой честно подписался: "СА-ЛЬЕ-РИ". Дураку понятно. Даже умный подумает-подумает и поймет: шутка.

Но случилось непостижимое: телеграмму доставляют в ЦДК заполночь, а там вовсю идет генеральная репетиция завтрашней презентации похоронно-акционерного общества "Реквием". Шампанского для отмыва грязных денег заготовлено рекой, голых девочек - толпой, весь кордебалет задействован; кто спит, кто просто лежит, как вдруг телеграмма: "СКОРОПОСТИЖНО..." И все принимают эту телеграмму за чистую монету и хватаются за головы - завтра презентация, а тут Сальери такое учудил! И никто не знает - горевать или радоваться. Смерть - она всегда не во время, но тут, вроде бы, в самый раз... И никто не замечает, что под смертью Сальери стоит подпись "САЛЬЕРИ", к тому же не заверенная участковым врачом.

А Псевдо-Моцарты хватаются за головы первыми: им же первым и докладывают:

"Сальери Антонин Иваныч померли только что под Москвой, хорошо, что не под забором; причина смерти неизвестна, но все равно, хоронить надо."

"А может, не надо?.. - трусливо думает Экс-Моцарт. - Может, он как-нибудь сам... без нас?.."

"Дурак! - отвечает Лже-Моцарт, подставляя граненый стакан под тульский самовар. - Похороны Антонина Иваныча нам никак нельзя выпускать из рук. Когда мы еще такой труп найдем? Похороны Сальери будут почище любой презентации. Давай, вспоминай, кого мы хоронили за счет Союза Композиторов?"

"Дай бог памяти... В тридцатых годах хоронили Берлиоза Михаила Александровича. В восьмидесятых - Скрябина Вячеслава Михайловича... Вот и все, пожалуй."

"Вот видишь! Какие композиторы были! Одна партитура оратории Скрябина-Риббентропа чего стоит! Будешь хоронить. С помпой! Денег не жалей! Найди Людвига, Франца и Ференца, пусть гроб несут. Вообще, займись тут..."

"А ты?" - уныло спрашивает Экс-Моцарт.

"А мне вызови такси в Шереметьево-два прямо к трапу самолета в Веймар."

"Опять бросаешь меня одного?.. Обещал с понедельника засесть за "Реквием"!

"Фигаро тут..." - многозначительно произносит Лже-Моцарт.

"Фигаро там..." - печально вздыхает Экс-Моцарт и подставляет под самовар второй стакан.

3

Значит так.

Лже-Моцарт будто что-то почувствовал - бросил Экс-Моцарта на произвол судьбы и умчался на такси в Шереметьево-два, а оттуда последним самолетом в Веймар к Иогану Баху отмывать грязные миллионы, которые давно уже вышли за рамки портрета Чайковского, но наивный Иоган Себастьянович о том ничего не знает.

Наступает ночь. Над Москвой пролетает последний самолет на Веймар. Экс-Моцарт сидит один-одинешенек за роялем Петра Ильича и вместо "Реквиема" сочиняет список похоронной комиссии под своим председательством. Бетховена и Шуберта с Листом нигде не могут найти, а пока в комиссию входят: композитор Шнурке, альтист Данилов, вокально-инструментальный ансамбль "Человек-невидимка", писатель Таракан-Камчадальский, художник Афонарелов, член ПЕН-клуба Кнут Пряниксонн, ткачиха Кондрюкова, повариха Белозубкина, бывший Первый секретарь обкома профсоюзов Медылов, эстонец Эдваард Коммиссаар, и многие другие нужные люди.

"Надо бы кого-нибудь из ЦК КПСС и правительства пригласить, размышляет Экс-Моцарт. - Например, Шарфика Фуршанова, он хорошо плов готовит... Но все сейчас в отпусках, ладно уж, обойдемся."

У Экс-Моцарта забот полон рот - надо некролог сочинять от группы товарищей, пристраивать его в "Правду", заказывать Оркестр Большого Театра или "Виртуозов Москвы" (захотят ли виртуозы хоронить Сальери - это еще вопрос), воинский салют (Сальери у нас был генерал-капельмейстером), место на каком-нибудь Престижном кладбище и все прочее, связанное с мероприятием похорон крупного общественного деятеля.

"А поминки?" - спросит иной нетерпеливый балетоман.

И поминки, а как же! С этим малоприятным мероприятием дела обстоят полегче: река шампанского, заготовленная для презентации пойдет на поминки, а голые девочки ради этого дела перекрасятся в траурный черный цвет.

Но где же Бетховен, Шуберт, Лист? Неужто забыли своего первого учителя?