Реквием по Сальери

Моцарта уводят, а историческое утро 19 августа продолжается. Вчера умер Сальери. Солнце уже взошло. Звучит и крепчает тема Чрезвычайного Положения - в глубине сцены с вонючим ревом проходит бесконечная колонна танков - идут танки, танки, танки, танки, танки, бронетранспортеры, танки, танки, танки, самоходная подстанция, танки, танки, между танками какой-то очумевший гражданский "жигуль", последней идет полевая кухня, за ней, как гусь отбившийся от стаи, еще один танк - танковый марш на Москву продолжается по кругу: танки, танки, танки, а в ЦДКомпозиторов происходит обыск. Автоматчики в "листопадах" кружат по сцене, ищут валюту и драгоценности - шуруют в печке, курочат портрет Чайковского, заглядывают в самовар, потрошат концертный рояль "Стейнвей Д". В глубине сцены образуется танковый затор, но черный полковник продолжает сидеть в Потертом Кресле, озабоченно сверяясь со списком и расставляя в нем красные галочки.

Обыск что-то не вытанцовывается. На сцену между танками пробирается возмущенный обнаженный кордебалет в черном. Шуберт с Листом, ошеломленные смертью Сальери, бросили разгрузку вагона и прибежали с Казанского вокзала, Бетховен удрал из клиники Федорова, из Нью-Йорка на путч уже прилетел Мстислав Ростропович - вот где достойная фигура для Потертого Кресла! - но о смерти Сальери Ростропович еще ничего не знает и потому пока кантуется с автоматом и виолончелью на защите Белого Дома, вместо того чтобы освобождать Дом Композиторов от черного полковника.

По одному появляются члены похоронной комиссии - фон Шнурке, Афонарелов, Таракан-Камчадальский и другие, - видят в глубине сцены танковую армаду, в первую секунду ничего не понимают, а потом понимают все - если Горбачев в отпуске, значит по телевизору "Лебединое озеро".

"Я уважаю Петра Ильича Чайковского, но меня от "Лебединого озера" уже мутит! - жестикулирует Шуберт. - Эй, кто-нибудь!.. Эй, вы!.. Я вам говорю! Выключите телевизор!"

"Это вы МНЕ говорите?" - с превеликим изумлением переспрашивает черный полковник.

Лист в смятении дергает Шуберта за полу пиджака.

"Да, вам, ...! Кто вы такой, ...? Расселись, понимаешь! Что вы делаете здесь, в кабинете Чайковского?"

Черный полковник не удостаивает Шуберта ответом.

Спрашивается: что делать в этих чрезвычайных условиях похоронной комиссии?

"Как - "что"?! - спросит офонаревший любитель балета. - Тем, кто за Ельцина - бежать к Белому Дому; тем, кто за ГКЧП - бежать в Кремль!"

Резонно.

А кто будет хоронить Сальери?

Не оставлять же труп до окончания путча, этот путч хрен знает сколько может продлиться - это сейчас, задним числом, мы знаем что он длился всего-ничего, а в первое утро никто ничего не знал.

И вот, к чести похоронной комиссии, она (комиссия) решает похоронить Сальери во что бы то ни стало! Она садится на сцене и объявляет сидячую забастовку: или ГКЧП в лице черного полковника освободит председателя комиссии Моцарта и разрешит похоронить Сальери или сами они с этой сцены не уйдут, а их унесут вперед ногами.

Пусть полковник прикинет: похороны одного Сальери, или всей похоронной комиссии?

Пока полковник прикидывает, из головного танка появляется озабоченный танкистик и, держась пониже живота, жалобно вопрошает:

"Извините, товарищи, где тут у вас уборная?.."

"В театре "уборная" и "сортир" - не одно и то же", - наставительно объясняет Шуберт.

Не дождавшись вразумительного ответа, солдатик исчезает за дверью женского сортира.

Полевых походных сортиров еще не изобрели, и где справить нужду целой танковой армаде никто в похоронной комиссии не знает. Комиссию уже не спрашивают. Из танков выскакивают танкисты и расстегиваясь на ходу без строя бегут в сортиры Центрального Дома Композиторов. По театру разносится дух солдатских портянок и отработанного танкового масла, публика затыкает носы.

Проносится слух, что Моцарт уже расстрелян. Весь в слезах появляется обнаженный кордебалет... Девки влезают на танки, втыкают в дула черные тюльпаны и гвоздики, приготовленные для похорон Сальери.

На танках начинаются сексуальные пляски. В танках полным ходом идет разложение войска.

"Потерять Москву или потерять армию?! - кричит черный полковник, видя такое дело. - Моцарта отпускаю! Похороны разрешаю! Но где, где, где труп вашего Сальери?!"

Члены похоронной комиссии в недоумении: в самом деле, где, где, где труп Антонина Иваныча?

Раскуроченный "Стейнвей Д" вдруг оживает: он откидывает крышку и начинает играть "Реквием".

Из левых кулис появляется труп - т.е., на сцену нетвердо входит приехавший в Москву первой же электричкой живой и невредимый, хотя и с сильного похмелья, Антонин Иванович Сальери с бутылкой китайского спирта; из правых кулис появляется живой и нерастрелянный Моцарт с нотным рулоном "Реквиема", написанного в казарменной Ленинской комнате.

"Реквием" звучит...

ЗВУЧИТ ВЕЛИКИЙ МОЦАРТОВСКИЙ "РЕКВИЕМ"!

Нервные удаляются из зала. "Учитель! Этот "Реквием" я посвящаю Вам!" - шепчет Моцарт, делает шаг навстречу Сальери и падает замертво от инфаркта.

"Умри, Моцарт! Лучше не напишешь!" - отвечает Сальери и умирает рядом с Моцартом от инсульта.