Реквием по вернувшимся

Ему стало страшно. Лучше бы это была попытка диверсии или шпионажа! И надо было бы поступать в соответствии с привычной логикой – «нет человека, нет проблемы». Пусть сколь угодно гуманны и благородны были бы помыслы Путников, но мы не просили о помощи, и в родном доме имеем полное моральное право на самозащиту. Да пусть бы это была проверка на «способность любить», на терпимость, на ксенофилию, – на что угодно! – и зачистить пришлось бы невинных. Всё равно лучше, перестраховка – та же самозащита. Но если никаких «чужих» нет, если единственный враг человека – сам человек, с его инстинктами, страстями и пороками… Этого ведь никогда никому не объяснишь, не докажешь! Все привыкли так жить, привыкли считать подобную угрозу «ветряными мельницами». И когда кровожадные чудовища явят свой лик, будет поздно…

– Рихард, не убивайте меня, пожалуйста, – вдруг произнесла Медведева едва слышно.

Вот теперь Берг вздрогнул. Удивлённо посмотрел на женщину. Он не ожидал услышать такую просьбу.

– Я понимаю, что моя жизнь не стоит ничего, – поспешила объяснить Ярослава. – Но моя жизнь – не только моя, понимаете? Это и жизнь человека, которого я люблю. Если меня не станет, его некому будет удержать.

«И шансы человечества уменьшатся. Ваши шансы уменьшатся, Рихард», – она не произнесла этого вслух. Берг не был уверен, что она даже подумала так. Он – подумал. И вновь решился встретиться с ней взглядом.

На него смотрели не пронзительно-яркие солнца, а обычные человеческие глаза. Уставшие глаза. Глаза человека, закончившего непомерно тяжкий труд и почти не надеющегося получить вознаграждение.

Да, он мог бы возмутиться, сказать, что не только убивать, он и пальцем её тронуть не собирается. Но это Медведева и сама знала. Она просила о другом – убить можно не только действием, но и бездействием. Берг слишком хорошо знал, в каком мире он живёт. «О случившемся должны знать только двое», – приказал когда-то шеф, и приказ этот не отменялся. Медведева в число тех двоих не входила.

Берг опустил глаза.

– Вы же понимаете, что обещать вам этого я не могу.

И Медведева опустила глаза.

– Обещать и не надо.

Собственно, беседа была закончена. Берг задал все вопросы, на которые хотел получить ответы. Получил ли, и такие ли, как ожидал, – дело другое. Но сидеть и молча смотреть на человека, которого ты приговорил к смерти, пусть и по чужому приказу, – удовольствие сомнительное. Он потянулся к кнопке вызова конвоира.

– Рихард, последний вопрос, – неожиданно встрепенулась Медведева. – Как вы добиваетесь взаимной любви?

Такого вопроса Берг и подавно не ожидал! Он откинулся на спинку кресла, тронул пальцем шрам. Да, он мог промолчать, подождать, пока громыхнёт отпираемая металлическая дверь. Но он ответил:

– Я ничего не добиваюсь. Просто люди, которых я люблю… они ведь часть меня.

На миг глаза Медведевой снова вспыхнули.

– Значит, сделать других частью себя, так просто. Вот только не получится вместить в себе весь мир. Хотя… Спасибо, инспектор!

«За что?» – хотел спросить Берг, но не успел. За спиной Медведевой уже стоял конвоир.

Рихард Берг

Земля, столица Еврόссии, 8 августа

Это утро в Столице выдалось пасмурным. Несколько раз начинал моросить дождь, но потом испуганно прекращался, – уж очень по-осеннему серо и уныло становилось. А ведь до сентября ещё долго! Синоптики клятвенно уверяли что дожди и похолодание – явление временное, неделя, и опять вернётся лето. Но прогноз погоды всегда оставался штукой тёмной, почти мистической. Чем лучше он был, тем реже сбывался.

Берг припарковал машину на персональной площадке и не торопясь направился к главному входу. Под ногами плотоядно причмокивал влажный пластбетон, молчали пичуги в кронах прибрежных ив, капитаны Мереж и Хаген сочувственно смотрели в спину. Впервые за десять лет Рихарду не хотелось идти в родную контору. Может быть поэтому и паренёк с бластером покосился на него подозрительно.

Зато Лана выглядела как всегда безукоризненно. Подчёркнуто-вежливая и холодно-официальная, красивая и ухоженная. Как манекен.

– Здравствуйте Рихард. Присядьте, подождите, пожалуйста.

Берг криво усмехнулся – шеф заставляет ждать. Хочет «помариновать», демонстрирует недовольство? Да бог с ним.

Он удобно расположился в мягком кресле рядом с торчащей из кадки пальмочкой. Точно такая же, только побольше, растёт у Медведевой во внутреннем дворике, рядом с голубым бассейном. Растёт… а хозяйка сидит в камере. И возможно, никогда больше не вернётся в своё «гнездо».

Не вернётся, без всяких «возможно».

Лана время от времени бросала в его сторону быстрые, едва уловимые взгляды. Наблюдала, наверняка по распоряжению босса. Рихард закинул ногу на ногу. В душе было странное чувство. С одной стороны тревога, а с другой – какое-то безумно-радостное ощущение свободы. Впервые он оказался не членом команды, не частью чего-то большого и важного. Наоборот, это «большое и важное» было лишь частью его.