Реквием по вернувшимся

Только когда Ярослава, взяв несколько комплектов белья, начала выбирать майку для Коцюбы, в отдел напротив, торгующий пляжными товарами, зашла покупательница. Девушка лет двадцати пяти, с крашенными в медно-рыжий цвет короткими волосами, в клетчатых шортах и легкомысленном полупрозрачном топе, не столько скрывающем, сколько подчёркивающем сильное, тренированное тело. На ногах – кроссовки, в каких можно и по горам бродить, и по пляжу бегать, на голове – кепочка. Типичная туристка.

Неправильная туристка! Девушка увлечённо перебирала купальники, весело переговариваясь с подошедшей продавщицей. И в то же время Ярослава ощущала направленное на себя пристальное, профессиональное внимание. Она усмехнулась едва заметно. Понятно, успели обложить. Она давно готовилась к этому, знала, что в СБК хлеб даром не едят.

Выбрав майку и расплатившись, Медведева направилась к выходу. Проходя мимо прилавка с разложенными на нём бикини, замедлила шаг. Не в силах перебороть озорство, посоветовала «туристке»:

– Берите этот. Хит сезона, красиво и неброско. На вас смотреться будет отлично!

Медноволосая была не одна. На стоянке, метрах в десяти от «ферарри», приткнулся к бордюру бежевый открытый «опель». Водитель, парень в белой майке и в такой же бейсболке, увлечённо смотрел что-то идущее по ти-ви. И одновременно наблюдал за вышедшей из магазина женщиной в зеркало заднего вида. Ярослава снова усмехнулась, пошла к своему «малышу». О слежке она не беспокоилась. Ничего страшного, пусть ребята прокатаются за ней на рынок и в мясную лавку. И будет с них. Что она ещё собиралась приобрести сегодня, ищейкам знать не обязательно. Поиграем немного в кошки-мышки.

Пока мышки уверены, что они – кошки.

Елена Коцюба

Земля, Крым, 2 августа

После завтрака Вероника потянула Елена в библиотеку. Раньше та в эту часть дома не заглядывала и теперь чуть ли не с открытым ртом застыла, таращась на тянущиеся вдоль стен стеллажи. Зачем столько?! Жизни не хватит, чтобы прочесть! И к тому же чтение – неэффективный способ усваивать информацию. С видео не сравнить, а с гипно-аудио – и подавно!

Неизвестно, сколько она стояла бы так, ошеломлённая тысячами разноцветных корешков, сотнями коробков, набитых книго-кристаллами, но Вероника, успевшая занять кресло у окна, потребовала:

– Рассказывай, как слетала. А то мы с тобой со вчерашнего утра и не разговаривали по-настоящему!

– Слетала… В Питере жарко, как и здесь, – Елена осмелилась потрогать корешок толстенного старинного (может, ещё с двадцатого века?!) фолианта.

– Сейчас жарко, да? Я в последние дни температуру плохо различаю… И как там Стёпа?

– Слизняк он, этот Стёпа. Перетрусил, в штаны навалял. Я от него столько гадостей услышала, ты не представляешь!

– Маслов?! Да ты что, не может быть! – не поверила Ника. – Он же сильный и смелый… С ним то же, что и со мной?

– Да. Никакой он не сильный и не смелый, обыкновенный трус! Противно, что в экспедиции вместе ходили.

– Он не трус. Просто ему тяжело, он ведь один там. Мне легче, у меня есть вы. Надо было Стёпу сюда везти. Эх, мне за ним лететь следовало! – Вероника замолчала. Добавила тихо: – Ерунду говорю. Куда там мне лететь, еле хожу.

Она сразу сникла. Помолчала, разглядывая сложенные в замок пальцы. Затем взяла лежащий на журнальном столике томик, начала листать.

А Елена подошла к окну. Синоптики не ошиблись, с утра начало штормить. Волны бились о скалы, рассыпались фейерверками белых брызг, набрасывались на пляж, будто пытались проглотить его. Она повернулась к подруге:

– А ты чем вчера занималась весь день?

– Читала, думала… звонила родителям. Они волнуются, спрашивали, скоро ли я приеду, – Вероника подняла глаза и грустно улыбнулась. – Я сказала, что дня три-четыре побуду здесь. Врать не хочется, и правду сказать не могу. Поэтому так и ответила – дня три-четыре. Потом… меня не будет, я чувствую, что ухожу. Как вода сквозь песок…

Голос её задрожал, и она оборвала фразу. Заставила себя улыбнуться, продолжила:

– А ещё я разговаривала с Мышонком. Слава богу, она забыла, что видела той ночью. Опять ждёт, когда мама вернётся.

От слов этих и особенно от улыбки у Елены комок стал поперёк горла. Если б Вероника ещё что-то сказала о дочери, не выдержала бы, разревелась. Но та, наконец, нашла нужную страничку:

– Лен, послушай какая прелесть:

«Обманите меня… но совсем, навсегда…
Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда…
Чтоб поверить обману свободно, без дум,
Чтоб за кем-то идти в темноте наобум…».

Здорово, правда? Это Волошин, крымский поэт девятнадцатого века. Или двадцатого? Не помню. Я раньше много читала. До того как…

«…как встретила меня и влюбилась. И начала подстраиваться под мои вкусы и привычки», – мысленно закончила за подругу Елена. – «А я, дрянь такая, пользовалась тобой. Это ж так льстило самолюбию, что в меня не только парни, но и девчонки влюбляются!»