Реквием по Высоцкому

«Смешно, не правда ли, смешно?

Ну, вот.
И вам смешно и даже мне —
Конь на скаку и птица влет…
По чьей вине, по чьей вине,
По чьей вине?…»

Конь на скаку и птица влет,
А человек – в расцвете лет…
И если даже плавить лед,
Он не увидит белый свет.

И нам совсем уж не смешно.

Не докурил и не допил вино
И женщину одну не долюбил,
А про него уже – «жил-был…»

По чьей вине?

Да нам ли знать?
Есть на виновных Высший суд.
И будь у них богатств казна,
Навряд ли их они спасут.

Конь – на скаку

И птица – влет.
А человек —
В расцвете лет…

25 января 1985 года

«Пусть впереди большие перемены,

я это никогда не полюблю».

А мы все играем, играем.
С рожденья нам розданы роли.
Увы, не прельщаемся раем.
И ад не пугает нас боле.

Красивы публичные речи,

Нет пятен стыда на лице.
Высоцкий нам пел,
Что «не вечер»…
И вот он – в терновом венце.

Не вечер, ночища глухая

Опутала тьмою умы.
И совесть босая, нагая
Рыдает у новой тюрьмы.
Грядут перемены большие —
И снова: – Ура! Одобрям!?
Не чуждые речи – чужие
С трибун зазвучат там и сям.

Сплетутся и новые сети,

Придет и рыбак – в свой черед.
Народ мой доверчив, как дети,
На паперть с сумой побредет.

Церковь Воскресения. Ваганьковское

«Может, кто-то когда-то поставит свечу

мне за голый мой нерв, на котором кричу,
за веселый манер, на котором шучу…»

Купила в храме поминальную свечу.
Я с детства здесь ни разу не была.
Торжественно и тихо, как в лесу —
Когда его поземка замела.

Спросила я кого-то, что сказать,

Как помянуть усопшего по-божьи?
С моим вопросом встретившись, глаза
Помедлили с ответом настороженно.

Потом, губами пожевав, сказал старик:

– Нет общих слов. У каждого – свои.
Услышит Бог и шепот твой, и крик,
Ты только душу щедро отвори.

Я душу отворила и шепчу:

– Пусть будет пухом вам земля!
При этом
Я ставлю поминальную свечу
За голый нерв народного поэта.

25 января 1986 года Гитара Высоцкого

«А гитара опять не хочет молчать,

поет ночами лунными…»

Ему б сегодня было сорок восемь…
Январь зачем-то притворился мартом
И жесткий снег с деревьев черных сбросил.
И ожила гитара где-то рядом:
Звенит, поет, тоскует безутешно…

Почудились шаги издалека,

И рук прикосновение поспешное —
Истосковавшийся по струнам музыкант?
Да, это он!
И не было разлуки.
Как страшный сон – чехол и черный гвоздь.
А явь сейчас – единственные руки!
Их жар не раз ей испытать пришлось.

Он, не спеша, поднялся на помост.

Гитару левой обнял он за гриф,
А правой – тронул струны…
Будто мост
возвел меж ею и собой. Несуетлив.
Ну, в точь такой, когда в последний раз
Он пел, он улыбался,
Он дышал!..
Он знать не знал,
Что в этот самый час
Уж шаг к бессмертью сделала душа.