Реквием по живущему

Насыщенное по-настоящему незаемными и небанальными художественными ходами, повествование на поверку оказывается традиционным в том смысле, что нигде не поступается верностью призванию литературы. Во всяком случае, тому, что издавна считается делом литературы, пытающейся проникнуть в причудливые, неочевидные связи, сближения, сцепления, которые составляют живую жизнь. И для Алана Черчесова эта бесконечно трудная задача не стала ни архаичной, ни заведомо неразрешимой, какие бы саркастические комментарии ни вызывала столь мало теперь ценимая серьезность замысла. Пусть над нею кто-то иронизирует. Пусть она не в чести у пишущих критические колонки, пропитанные желчной язвительностью , лишь усиливающейся, если кто-то не соглашается считать литературу ни к чему не обязывающей и по возможности остроумной игрой. Алан Черчесов как раз из несоглашающихся. Оттого он и выделяется столь заметно на фоне тех, кого прочат в современные классики, хотя все, что ими сделано,— это именно разрушение художественного мира классики, по меньшей мере, его травестирование.

Открывшие «Реквием по живущему» сразу почувствуют, что автор ощущает себя в этом мире как в родной стихии. Тут не будет ни пародии, ни иронизирования, пусть даже увлечение подобными эскападами на грани шаржа стало сейчас едва ли не повальным. Но у Алана Черчесова все другое. У него замечательная литературная школа, в которой он учился основательно, зная, что уроками таких педагогов нелепо пренебрегать. Ведь среди учителей были мастера самого первого ряда. Не берусь угадывать все имена, но думаю , к числу самых важных для Черчесова принадлежат Толстой, создатель «Хаджи Мурата», и Фолкнер как автор «Медведя», «Больших лесов». Наверное, еще и Гайто Газданов, пусть он явление совсем другого ряда. Но «Реквием по живущему», помимо остального, привлекателен и тем, что это проза, возникшая на скрещении очень разных литературных традиций.

Выучка у классиков не подавила творческой самостоятельности Алана Черчесова. Напротив, помогла ее верно почувствовать, способствуя кристаллизации таланта, если воспользоваться словом, которое любил Стендаль. И родился прозаик — настоящий, яркий прозаик. Ценители в этом удостоверились еще несколько лет назад, когда Алан Черчесов дебютировал рассказом на страницах «Нового мира». Появление романа снимает все предположения, что тот успех был только случайным .