Реквием «Вымпелу». Вежливые люди

– Только сначала командовали одни, чтобы «мочить» этих… А потом эти, чтобы «мочить» тех.

– А инструмент один – «Вымпел», – поддакнул ему сидевший напротив.

– Мы тогда стояли на пороге гражданской войны, – одновременно заговорили и согласились с этим все.

– Первый раз на себя взяли всё Бесков[108] и начальники отделов, – хмуро сказал следующий. – Вы же помните? Подняли по тревоге. Привезли в центр. Провели рекогносцировку… Как штурмовать, по каким подземным коллекторам подойти вплотную, чем отвлечь, где сядут вертолёты на крыше… Готово было всё. Как говорится, операция по уничтожению была бы завершена в тридцать, ну максимум в сорок минут. Штурм сверху, сбоку и из-под земли… опомниться бы не успели… Одно «но»! Всё это происходило не в Кабуле, вокруг дворца Тадж-Бек, и не в Берлине, вокруг Рейхстага… А внутри были всем знакомые наши люди.

– А второй раз… – хмуро стал вспоминать другой, – второй раз тоже был важный, определяющий момент того часа истории. Вспомните… Пятнадцать человек вышли перед Белым домом и сложили перед собой оружие…

– Ещё бы не помнить! – скрежеща зубами, сказал другой. – Я с «братом» стоял перед этими окнами, и на нас были направлены автоматы… До сих пор идёт дрожь по телу, даже от воспоминания, как я сделал этот свой шаг добровольца вперёд… Я не думал тогда ни о какой гражданской войне, начале или конце чего то… Был уверен: так надо сделать, подставив себя, чтобы не пострадали те, кто в Белом доме…

– Да, накрошили бы там… Ужас! – вставил кто-то.

– Спасибо этим пятнадцати и нашим командирам, что кровью не напоили страну, – добавил другой.

– Это как второй день рождения «Вымпела», – высказался первый.

– Нет! Третий! Второй был, благодаря Бескову, при первом Белом доме. Помните? – возразили все сразу.

– Согласен! Третий… Да, Бесков и Герасимов[109], два человека совершенно разных судеб, но – с одной, важной именно для нас, человеческой чертой: ответственностью за людей, – продолжил говорить первый.

– И любовью к подразделению, – добавил кто-то.

– Да и ко всей стране, – вставил следующий.

– Не думаю, что они тогда мыслили о судьбе России в целом. Но, что они думали о своих подчиненных, – точно, – уверенно проговорил один из нас.

– Они – мудрые! Они знали, что делают. Они понимали ответственность и за страну, как бы пафосно это ни звучало, и за нас, как за своих детей.

– Наверное, да! Согласен. Я ни на минуту не сомневаюсь в их храбрости, – продолжал первый.

– А помните, кто-то говорил, что командир струсил, – вдруг то ли спросил, то ли воскликнул второй.

– Струсил? – взорвался один из нас. – Герасимов прошёл Афганистан. Бесков повидал многое в разведке. Уж чего-чего, а храбрости им не занимать. Именно им хватило мужества не испачкать «Вымпел» в крови. Они защитили нас от ужаса: стрелять в свой народ. Они спасли «Вымпел» от позора. Как нам повезло, что они были нашими командирами!

Мы, как по команде, встали и подняли бокалы за три дня рождения…

– За генерала Герасимова, – перебивая друг друга, заговорили мы. – И за генерала Бескова! (Мы абсолютно точно знали, что полковник Бесков – по-настоящему – наш спецназовский генерал. На следующий день, после того, когда «Вымпел» 18-го августа подняли по тревоге, ему должны были вручать генеральские погоны, которые уже лежали в сейфе у Крючкова. Приказ был подписан. Это должно было произойти 19-го августа, в день десятилетия создания подразделения.)

Разом, как по команде, мы резко опрокинули стаканы, а в голове у каждого звучала одна и та же мысль… Мы не высказывали её, но знали, что именно об этом думает сейчас твой друг: «Говорят, что очень часто, будет или не будет результат, зависит от случая или удачи, а не от человека. Так бывает всегда. И в тот раз итог деятельности ГКЧП не зависел от конкретного человека, от нашего командира… А намерение его было одно. Значит, значение намерения – важнее результата? Кто более чист душою? Как важно, чтобы это поняли и те, другие…»

Мы опять, не сговариваясь, встали и подняли наши гранёные стаканы.

– За то, что имели честь служить вместе с такими, как вы! – с полными от слёз глазами сказал кто-то.

Мы постояли, с жадностью глядя в глаза друг другу. В моей голове вихрем летели мысли об этих днях. Я думаю точно так же, как все. Как важно для меня это понимание. Как важно для меня, что мы – вместе…

– Но вопрос всё же остаётся, – подлил масла в огонь первый. – Почему никто не вмешался, когда демонтировали памятник?..

Как ответить на этот вопрос? И есть ли на него ответ?

Наступила тишина. Наш разговор состоял из слов, но больше – из молчания. Тишина в общении между нами занимала более важную часть нашего взаимопонимания, потому что в молчании мы думали об одном и том же. Такое молчание не было чем-то неловким, тягостным… Оно настолько органично продолжало наш разговор, что заменить его словами было, кажется, теперь невозможно.

– …

– Давно известно, – заговорил следующий, – что армия, замаравшая свой мундир кровью собственного народа, не способна воевать против внешних врагов…