Реквием Земли

В святилище Тара прогнала ее прочь, но бросив последний взгляд на толпу, Эйслин увидела одного из самых смертоносных экзотических существ, который в этот момент развернул к себе женщину, собираясь в нее проникнуть. Даже несмотря на то, что Эйслин впала в странный ступор, сексуальный накал ощущался настолько остро, что ей потребовался весь самоконтроль, чтобы не подбежать к нему с мольбой взять ее вместо этой женщины. В конце концов, она была моложе и красивее. И в тот момент не имело никакого значения, что существо только что убило ее отца.

…Эйслин мотнула головой настолько сильно, что почувствовала, как в черепе загремели мозги. Невзирая на время, прошедшее с момента убийства ее отца, она все еще впадала в эти проклятые состояния транса, где снова и снова повторялся весь пережитый ужас. Слезы потекли из ее глаз. Эйслин ударила кулаком об угол стола, радуясь отвлекающей боли. Плакать бессмысленно. Это ничего не изменит. Жалость к себе — это поблажка, которую Эйслин не могла позволить.

«Соберись. Слабые умирают».

Но даже если Эйслин не понимала, почему жизнь считается столь драгоценной — ведь сама-то она потеряла почти все — стремление выжить в ней не угасло. И она продолжала делать все от нее зависящее, цепляясь за жизнь, как за соломинку, поддерживающую ее на плаву.

Из нее вырвался переполненный горечью смешок. Какой стремительный переход от Эйслин Линеа, студентки колледжа, до Эйслин Линеа, начинающего практика магии. Во второй раз вторглась и атаковала Землю уже раса других существ, лемарианцев, сразу вслед за той отвратительной ночью в Боливии. Они выбирали только тех людей, которые обладали магией, а всех остальных обрекали на верную смерть.

Этот отбор занимал много времени, но люди умирали, из-за чего теперь огромная часть Солт-Лейк-Сити пустовала. Небоскребы в центре города и многие здания были когда-то наполнены жизнью, но не сейчас. Во время своих поездок по окрестностям, пока у Эйслин еще был бензин, она обнаружила их такими же безжизненными, как и Солт-Лейк.

Смерть Джейкоба стала только самым началом, так сказать, предвестником надвигающегося хаоса. Мир, который знала Эйслин, распадался на части поразительно быстро. Эйслин не могла простить себя за то, что допустила безумие матери. Но где-то глубоко внутри нее все еще теплилась надежда на чудо. Ведь Тара могла умереть в тот же день, когда погиб ее отец. После возвращения домой прошел год, но мама так ни разу не покинула пределы квартиры. Ее длинные рыжие волосы стали грязными и спутанными. Она почти не ела. А иногда Тара сворачивалась в позу эмбриона и рисовала странные руны на полу кухни, бормоча на гэльском о кельтских богах и драконах. Через какое-то время ее призвали лемарианцы. В Таре струилась магия, но в нынешнем состоянии мама была для них бесполезна.

Эйслин перепугалась, услышав, как на кухне загрохотала дверь. В мгновение ока девушка уже была на ногах и бежала, преодолевая по две ступеньки, вниз. А когда ворвалась туда, увидела лемарианца, сжавшего руками с неестественно длинными пальцами запястья изможденной Тары. Он нечто пророкотал маме на своем языке — непонятной помеси щелчков и треска. Дикие золотые глаза Тары потускнели. И она, перестав вырываться, спокойно встала на ноги, опираясь на семифутовое существо с длинными блестящими белокурыми волосами, как будто больше не могла стоять самостоятельно.

— Нет! — Эйслин бросилась на лемарианца. — Оставь ее в покое.

— Остановись! — Его бездонные иноземные глаза встретились с взглядом Эйслин. — Пришло время, — произнес лемарианец на безупречном английском, — для вас обоих. Ты должна присоединиться к борьбе и познать свою магию. Твоя мать никому не нужна.

— Но у нее тоже есть магия. — Эйслин ненавидела мольбу, прозвучавшую в ее голосе, презирая все происходящее.

«Будь сильной. Нельзя показывать ему, насколько я напугана».

Нечто промелькнуло на лице лемарианца. Скорее всего, отвращение или жалость. Затем существо резко развернулось и вывело Тару Линеа из дома.