Религер. Последний довод

Фигуры в прямоугольнике дверного проема смешались в большой ком, протолкнулись внутрь. Что-то грохнуло, зазвенело. Прежде, чем дверь закрылась, из коридора раздался пронзительный женский крик.

Скользя по грязи плоскими подошвами дорогих ботинок, Волков прыжками несся к дому рамаи. Врезался в палисадник, почти сорвал с петель калитку.

Из дома донеслось еще три выстрела, страшный женский вопль, сорвавшийся на полуслове. Теплым дыханием донеслось эхо от примененного Дара – окна второго этажа взорвались, серебристыми рыбками наружу брызнули стекла.

Религеры действовали быстро, слаженно, умело.

Егор практически взлетел по ступеням вверх, плечом вынес дверь. Та, изогнувшись, распахнулась, с треском врезалась в стену.

Разбитый плафон с дребезжащей лампой, покосившаяся вешалка. Дальше – дверь в коридор, сразу за ней распростертое на полу тело мужчины в камуфлированных штанах и футболке. Бритый, крепкий, со сбитыми кулаками. То ли мертвый, то ли без сознания. В стороне, у плинтуса, пистолет.

Дальше!

Коридор. Сорванные со стен картины с прекрасными пейзажами и улыбающимися людьми. Комнаты по обе стороны, из темного зева одной торчали, подергиваясь в судорогах, ноги в высоких военных ботинках. Напротив, неуклюже привалившись к стене, сидела девушка в льняном платье. Круглые глаза с ужасом взирали на приближающегося мужчину. Волосы растрепаны, лицо заревано.

Наверху, на втором этаже, звуки борьбы, хлопки разбитой посуды. Егор перепрыгивает через ступени, ботинки давят осколки стекла.

Большой зал-пентагон. Сизая дымка от благовоний, тлеющих в кучке серого пепла под перевернутым блюдом. Большая, в полный рост, фотография Матушки – пожилой женщины с мягкими чертами лица и загадочной улыбкой. В руках – желтый сноп колосьев, у ног сидят овечка и щенок.

Перевернутый стол с чайными чашками, осколки фарфоровой посуды, разнесенный вдребезги секретер. Трое мужчин, одетые одинаково, как те, внизу. Здоровые, поджарые. Все – лежат не двигаясь, в разных позах. У одного в руке электрошокер.

Вдоль стен, под вздымающимся от сквозняка из выбитых окон тюлем, сбившись в стайки, сидели перепуганные девушки, человек десять. Молодые, длинноволосые. Жались друг к другу, отводили глаза, некоторые тихо плакали.

В дальнем конце зала, сквозь тонкий шелк занавески, просвечивались огоньки множества свечей. Там еще одна комната, судя по расположению, молельня настоятельницы.

Сама хозяйка дома тихо доходит в луже крови тут же, на пороге. Край занавески накрыл ее, словно саваном, хриплое дыхание с каждой секундой становится все тише и реже. Над ней, с хищно поблескивающей «финкой» в руке, стоял Иванов. Он не смотрел на умирающую, взор Исполняющего направлен вглубь молельни. Там, на красивой резном столе, лежало распростертое мужское тело с зияющей глубокой раной в груди. На плече виднелось грубо выжженное тавро в виде звезды с девятью лучами.

В мертвеце Волков без труда узнал Гаврилова.

Из глубины ритуальной комнаты раздался сдавленный хрип, потом злой голос Артема с нажимом спросил:

– Получилось что хотели? Ну! Говори!

– Не-ет, – проблеял сиплый мужской голос, после чего что-то грохнуло. Спустя мгновение на занавеску упала тень, полог откинулся. Появившийся Колеров перешагнул настоятельницу, бросил хмурый взгляд на Егора. Вытащил из кармана белоснежный платок, вытер им лезвие широкого куцего ножа. Раздраженно сказал:

– Не вышел у них ритуал. Настоятельница не хотела, но…

Его взгляд метнулся в сторону Егора, куда-то за спину. Волков только сейчас почувствовал, что кто-то поднимается по лестнице.

Черт! Раззява!

Он развернулся, шагнул в сторону. Звонко щелкнули высвобожденные клинки.

Сделав последний шаг, в зал бестелесным призраком вплыла бледная как мел девушка. Острое, худое лицо, тонкая черточка губ, потускневшие русые волосы, спутанные и взъерошенные. Белое платье с васильками по краю подола по самую грудь залеплено коростой грязи. На груди – серебряный медальон.

Этот медальон Егор видел как-то у Влада Гаврилова, тот рассматривал изящную вещичку тайком ото всех, пока курил за домом. Что ж, можно было догадаться, что подарок предназначался Светлане Новиковой, религеру рамаи.

Девушке, которая заманила Влада на заклание.

Волков посмотрел в глаза Светланы. Пропащие глаза. Выплаканные, выстраданные, отчаявшиеся. Что ж, по крайней мере, сдала Гаврилова она против своей воли.

Девушка смотрела вперед, в темноту молельни, на фигуру с вскрытой грудной клеткой. Волков физически почувствовал, как в Новиковой что-то ломается, рвется, умирает. Он сделал шаг вперед.

И застыл, отшатнувшись. По залу пронесся испуганный вздох.

Светлана медленно вытащила руку из-за спины, подняла перед собой. В хрупких девичьих пальцах, похожих сейчас на белые, замерзшие веточки, была зажата граната с выдернутой чекой.

– Как же я вас ненавижу, – Новикова заговорила, словно из могилы, глаза ее влажно заблестели. Девушка обвела присутствующих пустым взглядом. – Ненавижу всех… Вы лживые, омерзительные твари…Ради вас я пошла на это… Ради ваших гребанных богов… Будьте вы прокляты! Будьте прокляты вы все!