Религер. Последний довод

Именно таких следовало высматривать в первую очередь. Тех, кто не разделял общей радости, общего восторга. Ситуация осложнялась тем, что условия были не идеальны – в толпе много «левых» зевак и журналистов, которые создавали «помехи», но тут уж все зависело от уровня охраны.

Захарий чинно прошествовал к Школе, важно кланяясь и благословляя, поднялся на ступени. На миг Волков поймал его взгляд, полный любви и понимания. Раньше бы этого хватило, чтобы ощущать на себе благодать долгие дни, проникаясь мудростью и добротой Старших Нитей. Но сейчас… Сейчас Егор просто отвел глаз и продолжил разглядывать толпу, прижимающуюся к витому забору.

На верху лестницы, возле распахнутых дверей Школы, Захария встречали, выстроившись рядком, причастные лица. Из-за их спин, из глубины холла, выглядывали любопытные послушники и их взволнованные родители.

Навстречу Старшему вышел директор, невысокого роста лысеющий мужчина со знаком веры, прикрепленным к лацкану пиджака. Он учтиво кивнул Захарию, коснулся пальцами лба и груди. Старший ответил тем же, произнес слова приветствия. Поздоровался с высокой, худой дамой в строгом черном платье, с туго стянутыми на затылке редкими волосами. Судя по всему, старшей воспитательницей, отвечающей за поведение и быт учеников. Третьим оказался подобострастно улыбающийся толстенький мужичок с замашками лакея. Должно быть финансист или администратор.

В ухе раздался голос Хирурга: «С ворот снимаемся, народ пока не пускаем. Номерам с третьего по пятый – внимание! Заходим в холл».

Егор буркнул: «Третий понял» и сделал несколько шагов в сторону двери, обгоняя официальную процессию.

Внутри дом культуры оказался менее помпезен, но более информативен – сразу при входе бросалось в глаза огромное панно во всю стену – человек, простирающий руки к небу, и идущие от него ввысь золотистые нити, которые переплетаются, тянутся к золотому ромбу с кругом внутри – символу Вечности, вписанному в грани Истинного Знания. Видно, что панно рисовал не профессиональный художник, а кто-то из талантливых учеников, но тем естественней и искренней виделось изображение.

На стенах коридора, справа и слева – стенды с фотографиями святых для мистириан мест, цитаты из Книги, портреты выдающихся мыслителей от веры, портреты Старших, среди которых находился и Захарий.

Прошли мимо ряда послушников-новичков – дюжины человек, замерших в благоговейном поклоне. Здесь были дети, взрослые женщины и мужчины, даже одна дама пенсионного возраста. Богу не важен возраст, он одаривает Искрой тех, кто достоин – так, по крайней мере, учила Книга.

Некогда на их месте стоял и Егор.

Когда Захарий в сопровождении директора и шлейфа из остальных официальных лиц, вошел в здание, женский хор, специально приглашенный из Собора, запел воззвание к радости. Красивые, звонкие голоса разносились по длинным коридорам, возвращались назад эхом.

Первым делом Старшего повели в центральное помещение Школы – в молельные покои. Они располагались на втором этаже, прямо возле кабинета директора. Когда-то тут был актовый зал с рядами драных кресел, небольшой сценой и задрапированными толстой тканью высокими окнами. Но сейчас, после ремонта, помещение преобразилось, по нему каждый мог сказать, что мистириане – не какие-то нищие рамаи или язычники-сварты. Они могут себе позволить молиться не абы где, а в красивом месте.

Пыльные шторы с окон убраны, вместо стекол – цветные витражи с изображением ликов святых. Кресла заменили мягкие циновки с продолговатыми подушками, чтобы класть под ягодицы. Высокий белый потолок с одной, но большой люстрой. Сцену разобрали и построили невысокий помост с ритуальными атрибутами и узкой кафедрой для веритария.

Здесь, возле позолоченного символа веры, свисающего на тонких серебристых цепях у дальней стены, за помостом, Захарий по праву Старшего, произнес первую в этой Школе молитву. Его голос уверенный и сильный, разнесся над головами собравшихся, призывая братьев и сестер присоединиться.

Волков воспользовался ситуацией, чтобы сходить в туалет и покурить там в окошко. Из головы не лезла ситуация с Калиной, но толком поразмышлять не получилось – в кармане завибрировал телефон. На экране светилась надпись «Номер не определен».

– Слушаю, – Егор приложил сотовый к уху.

– Будь зрячим, брат, – раздался в трубке тихий, вкрадчивый голос.

– Будь зрячим, Феликс. Что у тебя с номером телефона?

– Это не мой номер. Так получилось.

– Ладно, не важно. Что случилось? Я несколько занят.

– Брат, к тебе опять приходили. Ждали у подъезда. Я посчитал, что они могут причинить тебе неудобства.

Волков хмыкнул, привалился плечом к стене.

– Опять какой-нибудь фанатик?

– Возможно. Только он был не один.

– А сколько. Двое?

– Четверо, – спокойно ответил Феликс. И добавил. – Двое вчера и еще двое накануне.

Наступила короткая пауза, потом одноглазый осторожно уточнил:

– Четверо?

– Да. Я больше не могу складывать их за гаражами, это слишком заметно.

Егор схватился за голову, выдохнул, соображая. Наконец сказал, говоря быстрее обычного: