Даос, питающий «бессмертный зародыш» (мать), и воспринимает себя как женщину. Правда, здесь следует сделать одну очень важную оговорку: в конце практики, когда зародыш созреет и «бессмертный младенец» родится, адепт отождествит себя с ним и мать и дитя совпадут, составят единое лицо, образуют одноипостасное единство. Здесь перинатальный мотив восстановления синергетического единства с матерью, согласно паттернам БПМ I – БПМ IV, дополняется чисто трансперсональным переживанием единства или даже тождества великого дао-Пути вселенной (мать) и совершенного адепта (дитя), тождества субъективного («я» адепта) и объективного – универсума как тела дао. В этом переживании нераздельно переплетаются мотивы упокоения адепта в мировом лоне сокровенного дао, единства со всем сущим, образования единого тела (и ти) со всем множеством существ и вещей космоса (вань y), погружения в предкосмическую пустоту первозданного хаоса («сперматическая энергия превращается в пневму, пневма превращается в дух, дух превращается в пустоту») и нового рождения – возрождения святого-бессмертного, неотделимого от Матери-дао и ее универсальной тотальности.
Но вернемся к проблеме «женственное – женоподобное». К упомянутому выше комментарию «Лао-цзы сян эр» прилагаются еще «заповеди». Первая из них гласит: «Упражняйся в недеянии[114]
и податливости, сохраняй женственное в себе и не двигайся первым». Кроме того, тексты говорят о необходимости «быть восприемницей» и походить на «сияющую деву»[115] (ср. «Чжун-цзы», гл. 1: «На горе Мяогуешань живут божественные люди. Кожа y них словно снег, красота подобна красоте отроковицы, живущей в тереме девственницы»[116]).К. М. Скиппер сообщает также, что один из раннесредневековых даосских текстов содержит предписание: «не мочись стоя» (бу дэ ли сяо бянь), а тайваньцы считают, что истинный даосский наставник всегда мочится только сидя, поскольку его мужские гениталии втянуты внутрь его тела, подобно гениталиям коня[117]
(попутно отметим, что втянутые внутрь тела гениталии, «как y слона», являются одним из канонических признаков Пробужденного – Будды, а также сакрального вселенского монарха – чакравартина).Здесь даосский культ женственного окончательно превращается в культ женоподобного, отбросившего мужскую природу и уподобившегося женственному первопринципу – дао.
Но полно, не встречались ли мы с этим уже раньше? Вспомним шаманов, меняющих пол для брака с небесной аями. Да и само женственное дао, лоно, рождающее все сущее, Сокровенная Самка Поднебесной разве не та же самая Великая Мать Кибела, освободившаяся от своей мифологической индивидуализированности? А скрывающий свое мужское естество даос не подобен ли в чем-то скопцам-галлам богини и их божественному прототипу – Аттису? Еще никому, кажется, не приходило в голову видеть в даосизме культ плодородия, и надо надеяться, не придет. Таким образом, то в более мифологизированной, то в утонченно-философской форме мы встречаемся с выражением одного и того же опыта, лежащего в основе различных религий и культов и базирующегося на перинатальных паттернах, проникновение в них и разрешение завязанных на них психологических комплексов открывает путь к прорыву в сферу трансперсонального.
Но даосы понимали двойственную природу перинатальных паттернов, и материнское лоно воспринималось ими не только как источник жизни и энергии, но и как могила, результирующая жизнь, построенную на растрате жизненной силы, подобно тому, как БПМ I предполагает восприятие матернего лона как места безопасности и блаженства, БПМ II и БПМ III – как источника мучения и гибели. Упоминавшемуся выше Люй Дун-биню приписываются и такие слова: «Врата, через которые я в жизнь пришел, являются вратами смерти также». Эта фраза повторяется и в знаменитом дидактико-эротическом романе XVI в. «Цзинь, Пин, Мэй» – как бы предостережение читателю от бездумной растраты жизненной энергии, но уже в ином, сексуальном, контексте. Во всяком случае, амбивалентность женского начала никогда не забывалась в Китае.
Какой тип трансперсонального опыта характерен для даосизма? Для ответа на этот вопрос обратимся к классификации С. Грофа. Гроф выделяет особый тип экстаза, названный им «океаническим», или «аполлоническим». Мы уже упоминали о нем раньше, теперь дадим его характеристику.