Религия бешеных

После того как маленько попрессовали, нас всех в камеру засунули. Менты к нам относились хорошо, можно было по камерам ходить, мы там встретились с группой наружной поддержки, их в тот же день через пару часов отвезли на суд, выписали по 500 рублей и отпустили. Тем временем подоспел УБОП. Он стал дергать по одному человеку, отводить куда-то на второй или на третий этаж, тоже там избивали, спрашивали, кто организатор. Одного парня увели — его вообще часов пять не было, парень из Красноярска, по-моему, Женя, но его вроде не били, просто стращали.

Потом еще подоспело ФСБ. Они поступали хитро. Они берут человека как будто снимать отпечатки, а на самом деле уводят и начинают пытать. До меня, слава богу, не добрались. Потом, когда мы поняли, что они помимо ментовского начальства вытаскивают людей и бьют, мы все забились в камеру, там стоим: все, больше никого не отдадим. Заходят два фээсбэшника: Громов, на выход. Мы: «Нет, Громова не отдадим». Они чего-то погундели, потом говорят: сейчас будем закачивать в камеру газ «Черемуха». Всем вам устроим холокост. У Громова был сотовый телефон, его мусора не отобрали, он позвонил сразу на «Эхо Москвы», дал интервью про эту «Черемуху», позвонил Аверину. Аверин сказал: это сейчас в Интернет пойдет, как хорошо. Мы все просили адвоката прислать, Алксниса или кого-нибудь, нам говорили: все, да, едут, Алкснис вами заинтересовался, но никто так и не приехал. После того как мы не отдали Громова, к нам пришел капитан, мент, не фээсбэшник, не убоповец, там работает в отделении, говорит: ребята, мне тоже проблемы не нужны, все, сегодня больше ничего не будет, расслабьтесь. А мы уже готовились к газу, к этой «Черемухе», там уже мочили майки, повязывали на лица, думали, все, сейчас начнется.

Часов в одиннадцать днем повезли людей на суд, привезли обратно, что-то там не готово. И когда их вернули, фээсбэшники опять выцепили одного или двух человек, Чемодана из Питера точно, и снова начали наезжать: давай подписывай, не знаю, били его или нет. Снова все в камеру, сидим, никто не выходит, все вместе, если что. Потом повезли опять на суд. Две партии по двенадцать или пятнадцать человек. Сначала осудили тех, кто был на втором этаже. Громова, Гришу Тишина, Геббельса, Ефрейтора, двух питерцев и Лиру. Дали по тыще рублей и отпустили. Потом уже нас, судья говорит: материалы дела плохо составлены, подпишите обязательство о явке, что вам прийти надо через два дня.

Я сразу уехал в Нижний. Потом узнал, что там людей арестовывают…»

«Оруженосец» потом добавил от себя:

«Фээсбэшники и сотрудники РУБОПа стали по одному уводить в кабинет участников акции. Когда вернулся Ежов, всем стало понятно, что туда лучше не ходить. Вызвали «скорую». Когда она приехала, в помощи нуждались еще четверо. Ефрейтора и Геббельса (Сергей Илюхин и Кирилл Кленов) отвезли в больницу (были отбиты почки), но вскоре вернули и отправили давать объяснения. Многие, кто наверху давал объяснения, давали их с мешком на голове. По мнению убоповцев, объяснения так лучше выходят из человека…

…В ночь на 3 августа на входе в ОВД «Тверское», где продолжались пытки и избиения, появились темно-красные разводы. Нацбол Кирилл Ананьев в одиночку провел акцию прямого действия. Никакой краски среди ночи взять ему было негде. Кирилл проткнул гвоздем вену на правой руке, собрал свою кровь в два пластиковых стакана и выплеснул на стены у входа в ментовку… Скрываться он не собирался. В результате в отношении его возбуждено уголовное дело по ст. 214 УК РФ (вандализм).

При дневном свете было отчетливо видно, что стены здания залиты отнюдь не краской. Крыльцо ОВД «Тверское» выходит непосредственно на оживленную столичную улицу. Прохожие останавливались и подолгу с недоумением осматривали вход в современную камеру пыток…»

В день захвата на экране телевизора Роман Попков на улице говорил перед телекамерами:

— Мы знаем, что в отделении сейчас к людям применяют пытки и заставляют дать показания против руководства партии, старших товарищей. Если у кого-то есть ко мне какие-то вопросы, то вот он я, пусть выходят и со мной разговаривают…

Рядом стоял неожиданно маленький Тишин с очень напряженным, каким-то опрокинутым потемневшим лицом и бросал на высоченного Романа короткие взгляды. Его — Тишина — сын был сейчас там, внутри. Страшные сказки сочиняют нацболы своим детям…

Трое из семи национал-большевиков, арестованных по делу о захвате Минздрава, родились в августе. Преподнесли себе подарочек на день рожденья. Организовали себе «праздник, который всегда с тобой» на несколько следующих лет…

Григорий Тишин — 13 августа

Максим Громов — 19 августа

Олег Беспалов — 21 августа

Кучно пошли…

Семерых закрыли в Матросской Тишине, дела завели на 30 человек. «Мы знаем, что суд будет жестоким», — говорил в телевизоре Лимонов. Процесс по запрещению партии, правда, опять перенесли…

Тех, кого недовинтили сразу, брали потом на квартире Тишина и в Бункере. Я представила — и содрогнулась…

Посмели!

Это был пример того, как за одно преступление судят дважды.