Религия эллинизма

§35. Обе силы в ахейский, эллинский и аттический периоды.- §36. Переход к эллинизму. – Искусство. – §37. Наука. – "Метеорология", космология, астрология. – Медицина: школы догматическая, эмпирическая и методическая. – Храмовые здравницы; Асклепий и жажда чудес. – Историческая наука; Фукидид и Полибий. – §38. Быт. – Вера и суеверие. – Магия. – §39. Исполнение времен. – Реакция Востока. – Тиха-фортуна. – Равновесие элементов миросозерцания и его нарушение.

Глава IX. Посидоний

§40. Философские школы эллинизма. – Религиозная философия Стои. – Клеанф и его гимн Зевсу. – Война Академии и Стои. – Секуляризация Стои: Панэтий. – §41. Роль Посидония. – Внешние данные его жизни. – Его литературная деятельность. – §42. Философия Посидония. – Догмат всемирной симпатии. – Рок. – Прогностика и ведовство. – "Согласие". – Астрология. – §43. Учение о душе. – Догмат вознесения души. – Души и демоны. – Рай в религиозной философии Посидония. – "Сновидение Сципиона". – От Посидония к Данте. – §44. Посидоний как ученый. – Отношение Посидония к истории. – фортуна Полибия и рок Посидония. – §45. Посидоний и сакрализация философии; причины его успеха.

Глава X. Заключение

§46. От эллинизма к христианству. – Зародыши христианства в религии эллинизма. – §47. От эллинства к эллинизму. – Аспекты природный, трудовой, политический. – §48. Эллинистическая религия как продолжение древнеэллинской. – Прогресс или регресс?

Глава I. Введение

§1Мой очерк о древнегреческой религии был представлен читателю как самодовлеющая обработка определенной и замкнутой в себе темы; это значение я и теперь желал бы за ним сохранить. От историзма я в нем сознательно отвлекся; не оспаривая его прав в руководстве большого объема и строго научного характера, каковое и поныне составляет долг всенародной филологии по отношению к исследователям и читателям, я там поставил себе более скромную и не менее заманчивую задачу – изложить в поперечном разрезе сущность греческой религии в период расцвета греческого народа, в тот период, когда он дал миру Софокла и Платона, Фидия и Праксителя. Если мой труд был не напрасен, то читатель моего очерка знает, что религия, которую исповедовали эти люди, никоим образом не может быть причислена к религиям низшего достоинства, к "языческим" в той окраске, которую иудейская нетерпимость придала этому слову; и если мы сохраняем его как подчас удобный термин, то, конечно, без той окраски и исключительно в угоду обычаю.

Думаю, однако, и даже знаю, что на мою долю достался еще другой успех, не имевшийся у меня в виду, но тем более отрадный. Отдача худшего за лучшее ни в ком не возбуждает удивления; но чем прекраснее и совершеннее представилась моим читателям очищенная от пыли и паутин религия современников Перикла и Демосфена, тем неотвязчивое становился вопрос: да как же объяснить, что культурное человечество решилось ею пожертвовать, решило отказаться от своего, родного в пользу пришлого, в пользу учения, занесенного к нему с далеких берегов Иордана, да к тому же еще выходцами из народа, отнюдь не пользующегося его уважением и расположением? – Этот вопрос совпадал с тем, который я сам себе ставил уже давно, с тех самых пор, как перестал смотреть на античную религию через установленные нашей традицией очки.

Формула, в которой я сосредоточивал ответ для себя и своих слушателей и читателей, что "античная религия – это и есть настоящий ветхий завет нашего христианства", могла скорее подзадорить, чем удовлетворить нашу общую любознательность; к тому же, она сама по себе своей необычностью вызывала недоумение. Правда, это не была формула предвзятая: в своем двухлетнем университетском курсе, не раз повторяемом, я делился со своей аудиторией теми фактическими материалами, из которых она была мною извлечена. Но то была университетская молодежь, своего рода кружок или круг посвященных; раз сама формула была вынесена наружу, возникал неоспоримый долг, в предупреждение указанного недоумения, дать ей в сопровождение и подтверждающий и основывающий ее материал. А при таком понимании задачи элемент эволюционизма, старательно устраненный из вышеназванного очерка, заявлял о своей наличности и о своих правах.

Все же я не решился приступить к той истории античной религии, о которой мечтал некогда, когда еще надеялся, что мне будет дозволено провести вечер моей жизни в тихой работе над излюбленными задачами, в постоянном плодотворном общении с товарищами по специальности в западном мире. Вышло иначе, а жизнь не ждет – и подавно не ждет и смерть, даже напротив. Приходится ставить себе задачи в зависимости от возможности их исполнения – и ограничиться, вместо сплошного продольного разреза, рядом поперечных, но произведенных так, чтобы они, сопоставленные, создавали хоть иллюзию продольности.